Карина Демина - Одинокий некромант желает познакомиться [litres]

И невеста не кажется счастливой, ибо знает об обмане, а может, предчувствует, что толку от этой свадьбы не будет.

– И там она улыбалась. Она выглядела такой… такой хорошенькой… – Елена прижала ладони к щекам. – И жили они счастливо. Я уверена. А потом… потом он начал сходить с ума. После войны уже. И Глеб, и остальные были достаточно взрослыми… Мне повезло. Я помню лишь, как мама плакала. Почти все время плакала, а еще уговаривала меня не перечить отцу. Но он никогда меня не трогал. Не обижал. На руки брал. Катал на плечах. Дарил кукол, у меня была целая комната кукол. И не только у меня – он и остальных не обижал. Я не помню, чтобы он поднял руку на кого-то из нас. Напротив, он всегда готов был выслушать, утешить… Я была его принцессой. Мы все… а Глеб вечно злился. Я его боялась, да… теперь я понимаю, вижу все немного иначе. Мне повезло в тот день – я убежала. Я иногда убегала из дому, придумывала себе сказку про дальние земли и все остальное. Я спряталась в саду. Было у меня особое место… я играла там до вечера, счастливая, что никто меня не ищет, и потом тоже сидела, боялась, что накажут. До самой темноты. Потом уже боялась самой темноты. И знаете, я очень четко помню этот свой страх. И голод. И холод. Меня нашли. Не нянечка, кухарка… она все причитала, называла меня бедненькой девочкой. Накормила. Она налила полный стакан молока и пирог дала, а потом еще сыр и что-то кроме… Я сидела на кухне, закутавшись в тулуп, и пила это молоко. И не было никого счастливей меня, да…

Пирог с малиной оказался выше всяких похвал.

– Потом приехала Наталья и забрала меня. Мы жили в гостинице. Она наняла няньку, сама все время плакала. А нянька вздыхала и опять же называла меня бедненькой девочкой, хотя я сама себя бедной не считала. Напротив, все было чудесно, я ведь никогда не уезжала из дому, а тут приключение. Вы меня осуждаете?

– За что?

– А… – она вдруг сглотнула. – Вы не знаете? Мой отец… он убил мою мать и сестер. Он буквально выпотрошил их, и я… я читала протоколы. Наталья прислала.

– Зачем?

– Чтобы я знала.

– Это знание что-то изменило? – Анна погладила зверя, пристроившего голову ей на колени.

– Он перерезал матери горло, он разделал ее, куски мяса нашли на тарелках. Он… с остальными тоже… Он устроил семейный обед. Тот, на который я опоздала. Приправил мясо сонным зельем, а когда… вспорол животы.

Анну замутило.

– А потом перерезал себе горло. Я должна была умереть вместе с ними, но я выжила. Это неправильно.

– Кто сказал?

– Наталья. Она считает, что мы все прокляты, отец хотел заключить сделку с тьмой. Он воевал. Так мне сказали. Много сил отдал… и там ситуация… спас всех… Ее императорское величество… и императора тоже. Нынешнего. Его наградили, да… Он не любил рассказывать за что. Говорил, это стоило большой крови. И он изменился. И Глеб, он… он его тоже менял. Насколько получилось? Никто не знает. Все… все решили, что Глеб другой. И пока он другой. Как отец. Пока. Если бы он отказался от силы, позволил запечатать дар, все бы, возможно…

Елена прижала пальцы к губам, словно запрещая себе говорить дальше.

– Я просто хотела вас предупредить. Брак с Глебом – это нехорошо, очень и очень нехорошо. Он чудовище. Он сам не знает, что он чудовище, но… дело во времени. Рано или поздно, но он станет таким, как его отец.

– Или нет! – прозвучало несколько резковато.

Но ответом Анне была снисходительная улыбка:

– Вы просто не понимаете, темным не место среди обычных людей. Они… они должны жить отдельно. А лучше… лучше, если вовсе…

– Не жить?

Губа Елены все же лопнула, и из трещинки выкатилась капля крови, которую та сняла пальцем, а его облизала. И прикрыла глаза, вздохнула.

– Даже меня тянет порой сделать что-то… что-то на редкость ужасное, такое, что заставит прочих взглянуть на меня иначе, содрогнуться. Знаете, сколько раз я, лежа в кровати, представляла, как убиваю своего мужа? И не просто представляла. Я планировала, я думала, что могу отравить его. Это несложно. Или устроить несчастный случай. Или не убивать, но сделать так, чтобы ему было больно. Боль за боль…

Она неуловимо изменилась, эта женщина, будто треснула маска ее, позволив выглянуть истинному лицу. И из светлых глаз на Анну смотрело нечто до крайности опасное.

– Но я сдержалась. Пока… когда станет совсем невыносимо, я все же уйду в монастырь, как сделала это Наталья. А теперь подумайте, представьте или хотя бы попытайтесь представить, что прячет Глеб. Вам и вправду все еще хочется играть с ним в любовь?

Анна промолчала. Ей не нравились слишком личные вопросы.

– Запомните, – пальчик раздавил ягоду клюквы, красную, как кровь, – чудовища не умеют любить.

Конец первой части