Карина Демина - Одинокий некромант желает познакомиться [litres]

– Хватит.

– Нет, Глеб. Тебе неприятно, и мне жаль, что приходится говорить, но подумай. Просто взгляни на нее здраво. И ты ведь не дурак, ты все прекрасно сам видишь, только неприятно, вот и притворяешься, что слепой.

Земляной тяжело поднялся.

– А вообще иди-ка ты спать.

– В поезде… выспался.

– Научился бы ты врать нормально, что ли… – в этом ворчании уже не было прежней злости, разве что толика сожаления.

– Научусь, – пообещал Глеб. – Только все это… знаешь, кому и зачем понадобилось убивать Анну? И если мы не найдем того, кто создал проклятье, ты сумеешь его снять?

– Не знаю.

– А дед?

– Тоже не знаю. Сумеет ли. Захочет ли… И вообще, я чем больше думаю, тем меньше мне все это нравится, – Земляной ступал бесшумно. Плечи его поникли, шея вытянулась, и смотрел он, казалось, исключительно на стену, где в общем-то не было ничего привлекательного. – Смотри сам… проклятье не берется из воздуха. Это не стихийное, слишком многое должно было бы совпасть. Стало быть, сперва его наложили, а после провели ритуал и перекинули на младенца. И вот здесь уже далеко не всякий мастер справится.

– Дед…

– Нет, он бы в жизни с таким связываться не стал. Ты знаешь его принципы.

Глеб кивнул.

Старик отличался на редкость неуживчивым нравом, но при том и вправду был болезненно щепетилен во всем, что касалось проклятой его силы.

– Но дед будет знать тех, кто мог бы… Это да, но я о другом. Сколько бы стоил такой ритуал?

Глеб задумался.

– Во-первых, он сложен, – Земляной загнул палец. – И малейшая ошибка грозила бы не только возвращением проклятья матери, но и откатом. Мощнейшим, я тебе скажу, откатом. Во-вторых, он абсолютно незаконен. Узнай кто, каторгой бы дело не ограничилось.

– Дорого.

– И возможно, речь вовсе не о деньгах. Сам знаешь…

Темных слишком мало, чтобы они бедствовали.

– А потому имеет смысл поинтересоваться, не меняли ли старые вещи хозяев. Книги там, или еще вот артефакты из первой сотни… да… – Земляной потер кончик носа. – И совсем я не дурак. Я просто слишком молод, чтобы знать все.

Цветы принесли утром.

Тяжелый букет оранжевых лилий. Темные лепестки. Насыщенный запах. И ощущение искусственности. В последнее время букеты стали консервировать особыми растворами, получалось дешевле, нежели использовать силу, но…

– И что мне с ним делать? – поинтересовалась Анна.

Аргус заворчал.

Цветы были мертвы, и мертвость их удручала. Но выбрасывать букет было как-то… неудобно, что ли? Анна поискала карточку и, к удивлению своему, обнаружила.

Сожалею об испорченном вечере и надеюсь, что вы меня извините, раз уж простили мою сестру.

– Интересно, – сказала Анна. – Очень даже интересно.

Цветы она отнесла на кухню, где букет пусть и смотрелся не слишком хорошо, но все же видом своим не раздражал.

– Становлюсь нетерпимой.

Аргус широко зевнул и потерся головой о ее ногу.

– А вообще у нас здесь работы, чтоб ты знал… – она вздохнула и сама себе призналась: – Придется искать помощницу… Ольга, конечно, хорошо, но не рассчитывать же, что она проведет грамотную обрезку? А еще пересадка. И лилии подкормить надо, те, которые другие. Ты видел?

Она прошлась по саду, убеждаясь, что за сутки ее отсутствия не случилось ровным счетом ничего. Разве что на дальнем кусте розы появился характерный налет.

Мучнистая роса.

И стоит поискать щитовку или трипса, который ее принес. А значит, лилиям придется погодить, потому как не хватало эту гадость в теплицу занести. И запас бордоской жидкости закончился, серу же Анна недолюбливала за стойкий запах. Да и розы обработку переносили куда как хуже.

Придется заваривать пиретрум. Нужную силу настой наберет дня через два. Вроде и недолго, но если трипс, то этих двух дней хватит, чтобы ему расползтись по всему саду. Стало быть, придется ехать в лавку, а заодно, раз уж все одно к другому складывается, Анна на почту заглянет, оставит объявление, если, конечно, почта не закрылась.

– Простите… – тихий голос вывел из задумчивости. – Анна, вы здесь живете?

При дневном свете сестра Глеба выглядела удручающе молодо.

А еще она была красива той тонкой, хрупкой красотой, испортить которую не способно и уродливое платье.

– Да, – Анна улыбнулась.

И женщина вздрогнула. Прижала пальчики к губам и тихо-тихо спросила:

– Одна?

– С ним, – Анна потрепала зверя, к которому, признаться, привыкла, по холке. – А что?

– Одна я… просто… мне бы… можно поговорить? – каждое слово произносилось тише предыдущего, и Елена краснела, бледнела, а после вовсе замерла, прикрыв ладошкой рот. – И-извините.

– Не хотите ли прокатиться в город?

Ехать определенно надо. Анна и так проявила отвратительную беспечность, пропустив ежевесеннюю обработку. Плохо ей было, но это же не оправдание! Сейчас Анне лучше, а розы вид потеряют.

– В город? – в светлых, как у Глеба, глазах появился настоящий ужас. – Мне?

– Вам.

– Глеб… он просил не выходить. И вам тоже, наверное, не стоит.

– Как хотите, – уговаривать Анна не умела, да и не собиралась.

– Нет… мне очень, очень нужно поговорить с вами. Это касается Глеба, и… и вы, наверное, не знаете… – Елена отступила от ограды.

– Я встречу вас у ворот. В городе поговорим.

Говоря по правде, Анна надеялась, что ей ответят отказом, но не прошло и получаса, как Елена осторожно, бочком, втиснулась на переднее сиденье мотора.

– Это ваш? – спросила она одновременно с восторгом и неодобрением.

– Мой.

– А разве женщинам можно?

– Что именно?

– Водить мотор… вы не подумайте, у мужа тоже был, правда, не такой роскошный. Я хотела, чтобы он… чтобы научил, а он сказал, что слишком сложно для женщины и опасно.

На Елене было серое платье того оттенка, который казался грязным. И аккуратный белый воротничок, заколотый брошью-камеей, нисколько не умалял уродства этого наряда. Черные перчатки. Маленькая шляпка на волосах.

– А вы такая умная… – она вновь вздохнула и покосилась назад. – А оно тоже поедет?

– Поедет.

Аргус поднял голову, но, верно, не счел гостью опасной.

– Гость, – сказала Анна.

И зверь лениво потянулся.

– И все же… – на щеках Елены вспыхнул румянец, и она вцепилась в тряпичную сумочку, щедро расшитую черным бисером. – Вы бы не могли оставить его…

– Меня пытались убить. – Анна мягко тронулась с места. – Поэтому нет, я не могу оставить своего охранника.

Короткий вздох был ответом.

Елена сидела смирно, глядя исключительно перед собой. Кажется, она и дышать старалась через раз, и почему-то это стремление стать незаметной несказанно раздражало. Как будто бы Анна сама не была такой, как будто не ощущала раньше неловкости и даже страха в присутствии человека, который казался ей слишком уж иным, отличным от нее самой.