Татьяна Коростышевская - Незваный, но желанный [litres]

Я посмотрела на Асмодеуса:

— Ну и зачем это вам? Ну убьете меня, дальше что?

Он приблизился, хромая и покачиваясь, сел рядышком на алтарь, сказал неуверенно:

— Живая кровь силу барину даст.

— Не даст, Теодор Васильевич, ваш хозяин в двойной петле сейчас находится, до него ни крупинки эманаций не дойдет.

От обращения по имени-отчеству упырь явственно вздрогнул, бросил на Фараонию быстрый взгляд. Я спросила:

— Или жертва вовсе не хтони этой древней положена? Для себя хотите?

Квашнина таращила на нас глаза, но говорить не могла, некромантский аркан все еще закрывал ей рот. Асмодеус махнул рукой, волна, прошедшая по зале, заставила толпу притихнуть. Перфектно! Я пошла вразнос:

— Ежели себе, граф, тогда давайте рассуждать. Сами барином хотите стать? Заслужили за годы, что аватаром для хтони работали.

Ага! Пригодилось словцо, как влитое стало. Асмодеуса бред мой куражный заинтересовал, слушал меня упырь внимательно, заглядывая в лицо. Поднажмем.

— Жертвенный обряд, чтоб силою от закукливания вас напитать. Он нужен мощный, полнокровный. Правильно? А во мне ее сколько, сами подумайте, чуть больше, чем у воробья. Для эманаций жертва покрупнее нужна, двойная, а лучше тройная. Вы вот, Теодор Васильевич, почему барыню Квашнину сразу не порешили? Потому что предусмотрительны и в чародействах поднаторели.

Похвала любому приятна, даже упырю. Уверена, если бы у Асмодеуса от губ больше ошметков осталось, улыбался бы сейчас от приятности.

— Умная ты, Евангелина.

— Ровно настолько, чтоб сторону победителя принять.

— И красивая.

— На фотографических карточках получаюсь прелестно, — кивнула я. — Представьте, сколько их вы со мною наделать сможете?

Он опять посмотрел на Фараонию, может, сравнивал, с кем из нас карточки в стиле «ню» получатся эффектнее. Разумеется, не в ее пользу. Но упырь все еще сомневался.

— Ты ведь Крестовского любишь, а наивысшие истечения происходят от любящей души.

— Душонка у меня так себе, — хмыкнула я скабрезно, — все стремления — чин высокий получить.

— Надворный советник!

— В статские хочу, лучше в действительные статские, должность в столице и личный кабинет. Ну же, граф, решайтесь. Начальство мое почти уже ваше начальство упокоило, закалываем двоих человечков — Квашнину с Давиловым, она чародейка сильная, ее ихор большую силу имеет, вы становитесь великим некромантом, и мы с вами…

Эх, зря я про фотографические карточки упомянула, мысли упыря приобрели фривольное слишком направление, он уже прижимался костомахами к моему бедру, придвигаясь все ближе.

— И что мы с тобою?

— Обсудим, — отодвинулась я, — когда вы на покойника перестанете походить.

— Брезгуешь?

— Я, Теодор Васильевич, девушка приличная, глупости всякие только после свадьбы вам позволю.

— Свадьбы? — испугался упырь.

— Именно. Поженимся здесь, в Крыжовене. Сначала с полгода я приставом прослужу, удобно даже, стану не Попович, а Попова, чуток документы подправить. Не перебивайте. Так надо. Через службу я ваши художества прикрыть смогу, бумаги официальные выправить.

— Графиня?

— Точно! И титул получу! Да мы с вами таких дел в империи наворотим!

Асмодеус поплыл, поверил, воображал уже те самые дела, славу воображал, почет, супругу молоденькую, что устремления его разделяет. Только, к прискорбию его, в чарах некромантский аватар нисколько не поднаторел, иначе догадался бы, что посох, который он держал сейчас в руке, с Фараонией его крепко-накрепко связывал.

Громыхнуло, алтарь под нами качнулся, посох дрогнул, вылетел из лап Асмодеуса. Свободная от пут Квашнина подхватила его в полете:

— Сдохни, свиристелка!

Яркая вспышка света, сызнова грохот. Огненный столб, вырвавшийся из глаз чародейки, опалил связанного Давилова, пережигая веревки. Евсей Харитонович прыгнул под ноги вскочившего Асмодеуса. Они покатились вниз по ступеням. Там немедленно образовалась куча-мала, я заметила, что троица выживальщиков по отдельности продвигается к дальней стене залы, в направлении предполагаемого выхода и попятилась от Фараонии. Чародейка широко улыбалась:

— Сдюжил твой Семен, закуклил супостата! — Магическая завеса выцвела до грязно-желтого оттенка, уплотнилась, напоминая уже вощеную бумагу. — Силен, ух силен Крестовский… был…

Костлявая рука Квашниной ухватила меня за щиколотку в тот самый момент, когда я уже почти спрыгнула с алтарной плиты.

— Погоди, деточка, остаточный фон сильнейший от эдакой волшбы остается. — Неподалеку после чавкающего противного звука раздался стук, на гранит выкатился человеческий череп. Фараония хихикнула: — Лорд Асмодеус голову от счастия, тобою предложенного, потерял. Экая ты, душенька, свиристелка оказалась.

Давилов тяжело залезал на ступеньку, мне было видно его растрескавшееся лицо. На полу, от стены до стены, белели кости и лежали беспорядочные кучи уже абсолютно мертвой плоти. Выжившие затаились. Бархатов, притворяясь покойником, лежал в открытом гробу у стены, двое других спрятались за соседним, единственным накрытым крышкой. Молодцы, каждому по медальке.

— Фонит, — сказал Евсей Харитонович, приближаясь.

— Об этом я нашей чиновной барышне и толкую, — пропела Фараония, дергая меня за ногу и возвращая на центр плиты. — Гудит, вихрится силушка ничейная, только и ждет умельцев, что ее обуздают.

— Семушка, — зарыдала я, — на кого ты меня покинул?

Взбрыкнула ногами, вырываясь из хватки, стукнула ненароком каблуком чародейку. Она попыталась меня удержать одной рукой, в другой был посох, но не преуспела. Давилов хлопнул бестолково, я ползла на спине, извиваясь ужом, не прекращая стенаний.

— По ком плач? — Бумажно хрустнуло, Крестовский прошел сквозь завесу, как цирковой клоун сквозь барабан — опля! — Геля!

Никем не удерживаемая, я бросилась к чародею:

— Ты жив! Ты все-таки жив!

— Ты в этом сомневалась? — Он меня поцеловал, обнял за плечи, осмотрел диспозицию. — Какая гадость.

— Семен Аристархович! — обрадовалась Фараония. — Мы уж не чаяли…

Мой упреждающий возглас запоздал, Крестовский щелкнул пальцами свободной руки и воздетый посох осыпался пеплом. Квашнина пошатнулась, замерла, будто заледенев.

— Ваше превосходительство! — начал Давилов.

Чародей его перебил, подсек под коленями воздушным арканом.

— Значит, так, Евангелина, мне пришлось все три некромантские сферы на изнанку затащить. Сейчас выбираться будем, а после ты все объяснишь наитщательнейшим образом.

— Можно с эффектами?

— Куда без них…

Отпустив мои плечи, он повернул голову, серьги блеснули под рыжими волосами привычным сапфировым светом и запахло хорошо, мятою. От привычности происходящего у меня на глазах навернулись натуральные, не притворные уже слезы. Сквозь них мне было видно и застывшую Фараонию, и Давилова, грузным кулем упавшего на ступени. Будут вам эффекты, обождите.