Татьяна Коростышевская - Незваный, но желанный [litres]

— Простите? — Я почуяла запах мяты, чародейка с усилием дернула череп на себя, выругалась, бросила его под ноги, наступила, разбивая в мелкие осколки. Торжествующе хихикнула: — Экая незадача, не удержала, поломала!

Семен Аристархович зевнул в ладонь, достал из кармашка часы, отщелкнул крышечку.

— Затягивается наше собрание. Надворный советник Попович, как будете перед обществом оправдываться?

— Да чего вы девчонку позорите? — пробасил бородатый купец у окна. — Ежу понятно — брехала она, чтоб время выиграть. Я сам в таком положении чего угодно бы пообещал, хоть черепу, хоть берцовой косточке. Общество интересуется, Асмодей этот кто? Потому как Попова мы все тут знаем.

— Так подручный он был барина, — просветил кто-то из задних рядов.

— А Фараония при чем?

— Ни при чем я! — Квашнина сложила молитвенно руки. — Дело-то как было: свиристелка эта рыжая, Попович, прибежала, в ноги упала. Помогите, рыдает, тетенька, любовника спасти. Это потом уже я поняла, что я ей для жертвы понадобилась, чтоб кровь мою чародейскую на алтаре пустить.

— И я б пустил, — блеснул зубами сквозь бородищу купец, — только от крови твоей алтарь бы тот разъело, как от кислоты какой.

Переждав смешки присутствующих, я грустно проговорила:

— А я ведь вам верила, Елизавета Афанасьевна, симпатию испытывала. Знаете, когда перестала? Наверное, с самого начала рассказать надобно.

— Ну наконец-то нам с начала историю поведают! — На веселого купца зашикали, любопытно было всем.

— Однажды, — посмотрела я на Семена, — в чародейский приказ Мокошь-града пришло письмо с того света.

История, звучащая сейчас в присутственной зале, походила на байку, рассказанную у костра. Евангелина Романовна Попович отправилась в уездный Крыжовень вершить справедливость. Глупая рыжая барышня, по молодости наивная, но мнящая себя перфектным сыскарем. Сразу в злодеи купца Бобруйского определила, и из этого исходила, прочее в расчет не взяв. Пристава он убил или по его наущению. Значит, он главное зло и есть.

Последовательно излагая события, я удивлялась, почему раньше в голове тревожных звоночков не прозвенело. В тот момент, когда поняла, что Фараония, на ссыльный запрет невзирая, чародеит, арестовать ее следовало.

— Почему? — спросил купец при одобрении прочих.

— Это преступление, — вздохнула я тяжко, — серьезное очень. Тогдашний пристав о нем знал, не мог не знать, но не пресек. А это, дамы и господа, значит, что Степан Фомич преступление покрывал. Боярыня Квашнина смертельные заклятия через глину наложила, он и это простил.

— Насильника извела, поганца! — взвизгнула Фараония.

— Молчите.

— Ты сама говорила, заслужил, сама…

— У меня, Елизавета Афанасьевна, недостаток один имеется, я завсегда сторону женского пола в спорах принимаю, оттого ошибаюсь часто. Говорила, и теперь считаю что смерть поганую фартовый тот получил по заслугам. Однако того, что вы в уплату себе жизнь у поруганной девочки отобрали…

— Неправда!

— Правда. Это я раньше вам поверила, до того, как мне о природе вашей силы рассказали.

— Кто?

— Да сиротки ваши подопечные. Что, мадам Фараония, хорошо было силу из детишек-чародеев вытаскивать? Целый приют в свое полное распоряжение получили: играйте, болезные, кушайте, учиться вам не надо, и из дома ни ногой, здесь вы директрисе надобны.

— Что за нелепицу ты несешь?

— А я, дура, поверила, сама вам детей вручила. — Я посмотрела на Семена. — Когда обнаружилось, что его превосходительство мне официальные возможности действовать отрезал, хотела немедленно к чародейке за помощью бежать, но в церковь завернула, там в ночлежке беглые ребята приютские прячутся. Тут мне все и открылось.

Крестовский невесело улыбнулся, сказал:

— Молодец, Геля.

Привычно зардевшись от похвалы, я продолжала:

— Вернемся ненадолго на несколько лет назад. Имелась у вас в Крыжовене, дамы и господа, любопытнейшая комбинация. Опальная чародейка, сила которой от злодейств качества свои изменила, пристав Блохин, промышляющий навскими артефактами, чародей не особо сильный, но амбициозный и древний упырь за городом, тот самый генерал Попов, чей череп так живописно раскрошен сейчас на полу клетки. Треугольник, каждый угол которого желал свои силы преумножить и от двух других избавиться. Понимаете?

Мамаев присвистнул, кивнул Ивану, лицо Крестовского исказило страдание, прочие понимали не особо.

— Елизавета Афанасьевна, — повела я рукой, — в смешивании разнородных магий поднаторела, не удивлюсь, если с ее подачи Блохин иавьими безделушками увлекся, усилиться хотел. Квашнина проклятую усадьбу исследовала, с упырем знакомство свела, он там случайными прохожими питался, едва нежизнь свою продлевая, выяснила, отчего покойник Понов чудовищем обратился.

— Отчего? — пискнули с крыльца.

Я толкнула в плечо Мамаева, он объяснил:

— Некромантские сущности в изнанке нашего мира обитают, постоянно щели разыскивают, чтоб в явь просочиться. А щели эти возникают в местах, где страшное зло свершилось. Надобно в городских ваших хрониках поискать, какое именно событие…

— Чего искать? — перебил Эльдара старикан из первого ряда. — Генерал тот умом тронулся, семью свою с домочадцами погубил, усадьбу подпалил, сам на осине повесился.

— Вот и ответ. Покоя душегуб не нашел, остался нежитью маяться, а к щели, которую он своим преступлением проделал, с изнанки хтонь приникла.

— И Елизавета Афанасьевна с двумя своими помощниками, — продолжала я, — несколько потустороннему гостю помогли. Они думали, явится некий сгусток силы, поделится с ними.

— Источник, — прочла я по бледным губам Семена. — Боже мой…

— Да! Они думали, что получат в свое полное распоряжение источник. Но сущность одаривать собою не захотела, завладела останками Попова и… Тут еще уточнить следует: Блохин, наверное, Квашниной не доверял, к вызову не допустил, или, напротив, она состорожничала, но по факту именно на ниточку его силы хтонь привязалась.

На Крестовского было страшно смотреть, я и не смотрела, бросая в толпу быстрые, жесткие фразы:

— Хтонь жирела. Блохин слабел. Фараония злилась. Попов стал Асмодеусом, подручным всесильного барина. Ситуация получилась патовая.

— Какая? — переспросил кто-то.

— Патовая, это термин такой шаховый, когда никто из игроков хода сделать не может. Не суть. Ее покушение на пристава изменило. Степана Фомича зарезали. Он ведь, шалун эдакий, жениться между делом успел, и супруга понесла. Вместе молодые не жили, венчание было тайным, и когда Блохину сообщили, что беременная его жена в лапах некроманта, он помчался к усадьбе, где и был убит.

Жалостливы мы, берендийцы, завсегда на слезливые истории покупаемся. Вот и сейчас залу наполнили вздохи сочувствия, женщины принялись плакать, Давилова, прижав ладони к животу, зарыдала в голос.