Ирина Н.Левина - Остров «Иллюзия»

Их смех полетел к скалистому берегу, там его подхватили птицы и унесли вглубь острова, в лес. А в лесу остатки тумана серебристыми шариками росы стекались по лепесткам в чашку цветка. К цветку подлетела маленькая пестрая птичка, напилась каплей и упорхнула.

Этим вечером в Сашином сердце расцвели незабудки и лотосы. Походка превратилась в танец, а душа мурлыкала сладкие прихотливые индийские мелодии. Но так как душа была русской, ей необходимо было развернуться. И вот на волю вырвалась и полетела над океаном первая песня, потом вторая, и так восемь песен на хинди по несколько повторов каждая. Это были песни из её любимых фильмов. Это были песни только из его фильмов. Саша не знала, что обогнув тот самый скалистый пригорок, и пройдя ещё 100 метров, она смогла бы увидеть, как в своей маленькой пещерке с видом на два океана сидит Аша и недоумевает на этот концерт. Он всё слышал и догадался, с кем имеет дело. «Интересно, из какого она фан клуба?» Он обратился к контейнеру: «Голи, ты слышишь? Во дает, сумасшедшая. Неужели и здесь меня это догнало? И что теперь? Меня ждет фанатская любовная горячка? Ничего не хочу… ничего не хочу. Спокойной ночи, Голи. Я выключаю свет…

… … ты думаешь, ты одна меня узнала? Я ведь тебя тоже узнал, утопленница».

Ночью ему приснились стихи:

Я смотрел в небо,

Я искал выход,

Говорил с Богом,

Но в ответ – тихо.

Я искал тропы,

Уходил в горы,

Только той же тропою

Шло за мной горе.

Плыл я в лодке и греб

Так, что весла трещали…

Мою лодку волна

На причал возвращала.

Западня. Не сбежать.

Обреченность кольца.

Ни с начала начать,

Ни дойти до конца.

ГЛАВА 9

ВАРЕЖКИ

Где-то между явью и сном в Сашиных ушах раздался знакомый громкий и резкий голос: «Варежки все надели?!» «Продленка идет гулять», – поняла Саша. Вдруг её охватила паника: находясь между сном и реальностью, она не могла понять кто она? где она? она боялась, открыв глаза, не увидеть сухую пальмовую ветку, свисающую с крыши её домика, и белые океанские волны. Мысли запрыгали в полупроснувшемся мозгу: «Если это продленка, то почему я лежу?» Она трусливо вытянула руку и, почувствовав под пальцами песок, успокоилась. «Нет, сегодня я не могу покинуть остров. Я на вечер приглашена… в ресторан».

«Вчера у нас получился диалог. На каком языке мы говорили? О, этот язык надо занести в книгу рекордов Гиннеса: грамматика английская, а лексика – откуда угодно, хоть из китайского, всё в кучу, всё, что в данный момент выразительно. Как это было здорово! Я консультировалась у него по поводу хинди. А еще… он научил меня одному плохому индийскому слову, а я его одному плохому русскому. И вот мы, два ненормальных, шли по лесу и склоняли существительные: пальма – дура, банан – дурак, муравьи – дураки, попугай – мурк. Дружить с ним просто чудесно. У него такой странный смех… страдальческий. Я ему даже сказала: «Вы так смеетесь, как будто Вам прищемили палец». Мы поймали рыбу. А в лесу он набрал каких-то… я не знаю, как назвать эти плоды: сами розовые, с зелеными усами, а внутри фиолетовые с мелкими косточками. Понятия не имею, что это такое. Что-то неземное.

Господи, прошу тебя, научи меня слову, дай мне такое слово, которое все объясняет, которое объединяет. Дай мне слово, Боже ».

Как встретить гостя, она придумала ещё вчера. И сегодня, бросив в рот остатки марсианских фруктов, побежала на берег собирать ракушки для ожерелья.

В состоянии головокружительного счастья она шлепала по кромке воды босыми ногами. Она была готова рассмеяться или расплакаться в любое мгновение. Саша переживала что-то очень высокое: это был её свет, её полёт, её восторг. «Интересно, что он сейчас делает?» Она брала в руки мокрые ракушки, с них капала вода, перламутр переливался на солнце, и этот блеск отзывался отголосками далекого, забытого счастья. Саша разглядывала ракушки в своих ладонях и вдруг увидела мокрые ладошки своей дочери. В них были такие же сверкающие ракушки, которые она собирала когда-то на море и приносила смотреть маме. Саша остановилась, ракушки высыпались из рук. «Анечка… мамочка… да как же я могу… Кто мне объяснит, как я позволила себе так забыться? Как я позволяю себе эту дикую радость? Почему? Что со мной?! Нет, нет, я вспоминаю о вас, я думаю о вас. Всегда, когда я вижу что-то интересное или ем что-то вкусное, я вспоминаю об Анечке и хочу поделиться с ней… Нет, не то… мне нет оправдания». Луч света начал меркнуть, небо надвинулось на Сашу, а время и события закружились вокруг неё вихрем. «Сколько я здесь? Две недели? Три? Месяц? Всё проносится, как во сне. Они думают, что я погибла? Я жива!! Как сообщить?! Никак… Сколько времени прошло? А если нас не спасут? А что будет, если нас совсем не спасут… … Он прав: мы с ним – два покойника».

– Мамочка! Выпустите меня отсюда!!!

Эти мысли обожгли Сашин мозг. На ватных ногах она зашла в океан и стала умываться соленой океанской водой. Она не знала, куда себя деть. Пустилась бежать по воде, по песку, по камням. Бежала так, словно хочет выбежать из своего тела. Когда уперлась в скалу, и бежать стало некуда, встала на четвереньки. Легче не становилось. Волны хлестали по лицу, а мамин голос в ушах озвучивал её и мамины мысли:

– Что ты наделала, Саша! Что ты наделала? За чем ты погналась? Почему ты стала учить не французский язык, а хинди?

– Потому что, мама, всё остальное было для меня холодно. А здесь я почувствовала тепло.

– От чего? От кого? От киноактера? Ты в своем уме? Куда тебя понесло?

– «Куда понесло», а денег дала.

– Да, дала, потому что хотела, чтобы ты была счастлива.

– А я счастлива, мама! Ты представляешь, я – счастлива! Вот он сейчас придет и будет отнимать надежду и на себя, и на вас, а я буду счастлива!

– Да, Саша, тебя послушать – ума набраться. Учитель языка! Как начнешь говорить!.. А что за этими словами, моя дорогая? Ты не подумала о нас с Анечкой. Кому мы теперь нужны? Я – старуха. Что будет с ней? Кто её выходит?

– Мама, я знаю, что ты прекрасно понимаешь: в том, что случилось нет моей вины. Ты просто сердишься. А сказать тебе «успокойся» я не могу. Моя Аня – моя жизнь. И ты тоже. Я думаю, как я вас осиротила, и у меня останавливается сердце. Но как я могу повернуть всё вспять? А то, что происходит здесь со мной, не описать ни какими словами. Простите меня и прощайте.

От последних слов ей стало особенно страшно. Их как будто бы произнесла не она. Она не узнала свой голос у себя в голове.

Саша поднялась, отерла соленое лицо и пошла собирать ракушки.

ГЛАВА 10

МУЗЫКА БЕЗ МЕЛОДИИ

Солнце садилось, жара стала спадать. По берегу с доской на плече, как с подносом, шел Аша. В любом престижном ресторане повара позавидовали бы набору продуктов, исполнению блюд и сервировке на этой доске. Он перешел границу зон обитания ( скалистый пригорок), и его встретило оригинальное зрелище: на невысоком сером камне в медитационной позе восседала Саша, укутанная куском длинной красной материи. Голова, шея, грудь, руки – всё было обмотано гирляндой из ракушек. «Эй Богуан, что меня сегодня ждет? Рядом с таким чудом сам чувствуешь себя чудаком. Я целый день сегодня собирал, ловил и готовил, а тут… человек-коралловый риф. Ну ладно, Аша, поиграем! Тагар дам!»