Рита Хоффман - А.Д.А.М.

– Ты больной, – расхохотался приятель. – Иногда мне кажется, что ты серьезно можешь что-то такое выкинуть.

Пожал плечами и откинулся на спинку жесткого стула. Не рассказывать же Эшу о том, что эти безликие женщины напоминают ему о матери? Желание вернуть в их глаза блеск жизни иногда переходит всякие границы, многие из них неверно понимают доброжелательность и караулят его после работы, навязчиво предлагая продолжить знакомство. Иногда его караулят их мужья.

– Сходи к Лизе. Твои волосы из синих превратились в болотно-зеленые, – бросил Эш, прежде чем отправиться на помощь очередному мужику, бродившему между полок с потерянным видом.

Лиза, Лиза, милая Лиза, автор самых вырвиглазных причесок в Двенадцатом квартале, мечта каждого панка, горячая фантазия любого книжного червя. До тех пор, пока она не открывает рот.

Усмехнулся, пробил моток веревки, широкий скотч, изоленту, кивнул, выдал дежурную улыбку и снова погрузился в мысли о девушке, которая спасла его, когда с родителями произошел разлад.

Он тогда и подумать не мог, что одна из тех, кого его мать называла «криминальными элементами» обратит на него внимание, подойдет и заговорит. Дождя в тот вечер не было, никакой драмы. В кармане карточка с парой сотен кредитов, над головой осеннее небо, щека горит от отцовского удара. Эта оплеуха здорово тогда взбодрила, настолько, что он пулей вылетел из дома, прихватив кое-какие вещи. Уйти он хотел давно, да вот не решался, никак не мог перерезать пуповину, связывающую его с матерью. А чтобы быть совсем честным, можно добавить, что завтраки, обеды и ужины намного приятнее получать просто так, а не пахать ради них по двенадцать часов.

Шпаклевка, грунтовка, краска цвета свежей рвоты, «хорошего дня, приходите еще».

О чем это он? Ах, да, Лиза.

Глаза темные, банальное сравнение, но оттенком напоминают вкусный кофе, который он пил в кафе рядом со школой. Карие, разбавленные молоком, как вам такое? Кто вообще откажется заговорить с такими глазами? Левый, правда, периодически превращается в прицел, ей, как механику, разрешили поставить модификацию глазного яблока. Талантов у нее оказалось гораздо больше, чем ему показалось на первый взгляд – помимо прекрасных глаз Лиза оказалась обладательницей незаурядного ума и удобного дивана, на котором она разрешила ему перекантоваться несколько недель, пока он не снял квартиру. Ладно, опять он преуменьшает. Еще Лиза круто шутит, больно бьет и держит в страхе весь квартал.

На кой черт этому парню пила? Ладно, «приятного дня, приходите к нам еще».

Лизе тридцать три, она крепкая физически и крепко пьющая, у нее в кошельке лежат права на управление всеми видами транспорта, от мотоциклов, до грузовиков, а кредиты у нее всегда в глубоком минусе, потому что она чинит все и всем, чаще в долг, иногда за еду и возможность попрактиковаться в нанесении татуировок. Его она приютила в обмен на истории из сытого детства и возможность покрасить чьи-то волосы в ярко-голубой, такой, от которого в глазах начинало резать. В доме Лизы запрещено задавать вопросы, свободу она ценит выше всего прочего – уходи, приходи, делай что хочешь, но не спрашивай ее ни о чем. Захочет – расскажет сама, а болтать она любит, так что досадная необходимость спрашивать отпадает сама собой. Живет она над мастерской, по утрам тренируется на турнике, потом сытно завтракает. Чаще всего он готовил для нее, потому что чувствовал, что должен отплатить за гостеприимство и помощь. Как-то раз заикнулся об этом и именно в тот день узнал, что Лиза больно бьет.

– Ни хрена ты мне не должен, понял? – рыкнула она и встряхнула кисть, которой только что огрела его по лицу. – Диван я обменяла на твои байки про богатенькую семью, а завтраки мне наготавливать из чувства долга не надо!

На следующее утро он приготовил ей завтрак, потому что хотел это сделать.

Краем глаза увидел, как Эш флиртует с девчонкой, пока ее родители спорят у стенда с дверными ручками. На вид ей лет пятнадцать, снова ходит по тонкому льду, однажды кто-то настучит на него и остаток дней он проведет среди мужиков, одетых в одинаковую форму.

– Как сегодня многолюдно, даже дух не перевести. – Эш облокотился на стойку. – У меня сегодня…

– Сколько ей лет?

– Откуда я знаю? Раз раздает свой номер, значит достаточно. – Эш безразлично пожал плечами и достал телефон. – Мой социальный рейтинг катится к херам. А у тебя что?

– Сто лет не заглядывал туда. – Наглая ложь.

Зачем смотреть на то, как цифры, над которыми трудились все его родственники, стремительно обваливаются? Социальный рейтинг складывается из всего – из данных о твоей семье, их заслугах и проступках, из данных о твоей школе, успеваемости, работе, это проклятое приложение считает, сколько раз ты был в церкви, оставляешь ли пожертвования и все в таком духе. Говорят, даже Иисус не поднялся бы в этой системе выше семидесяти делений, куда уж ему, простому смертному. Хотя, отец оставил ему отличный рейтинг – в семь лет он шел в школу твердым пятидесятником. Поэтому и школа была не простая, и район, в котором они жили, и машина, на которой ездили. В четырнадцать, когда сняли ограничение по детскому возрасту, он за неделю дропнул 1 1 Дропнуть – сбросить, в данном контексте означает «опустить» рейтинг на одиннадцать делений. Тогда отец впервые ударил его.

По закону проступки детей влияют на рейтинг родителей достаточно слабо, особенно после достижения четырнадцатилетнего рубежа. Но отец не мог позволить, чтобы кто-то портил репутацию его семьи, поэтому решил действовать радикально. Почти год он держал его дома, отвозил в школу и привозил домой, запирал в комнате, нанял онлайн репетиторов, отнял все гаджеты, запретил подходить к приставке. А еще он запретил матери и братьям с ним разговаривать.

Через год крыша поехала бы у кого угодно, особенно у подростка, которого лишили общения с целым миром. Он одичал, стал бояться выходить на улицу, заработал панические атаки и мигрень. Зато социальный статус поднял на шесть делений, подползая к тому, которым наградил его отец.

– Если упадет еще на пять, плату за проезд в автобусе поднимут, а я и так еле-еле концы с концами свожу. – Оказывается, Эш все это время продолжал жаловаться. – Что бы такого хорошего сделать?

– Предлагаю, наоборот, перестать заниматься тем, чем ты занимаешься. – Он надеялся, что приятель поймет намек.

– Слушай, игры спасают меня от повседневности. Хватит того, что каждый из моих родственничков считает, что имеет право попрекать меня этим, тебе я этого делать не позволю. – кажется, Эш действительно разозлился.

Ну, раз игры позволяют ему сбежать от реальности – пусть сбегает. Правда, раньше реальность у него была другая – работа в хорошей компании, жена, небольшой бизнес. Вот от этого ему помог сбежать подпольный игровой клуб и искусственная самка человека, созданная по образу и подобию его внутриигровой подружки.