Натали Стердам - Спи со мной. Грёзы

Тыква – моя кошка. Уезжая из Осло, я всегда оставляю ее у мамы. Очень удобно: и у кошки достаточно пространства в загородном доме, и маме нескучно, тем более что она редко куда-то выходит (не считая безуспешных попыток выйти в астрал). Не представляю, что бы началось, узнай мама о моих снах.

Выхожу из ванной, вытираю волосы полотенцем, достаю из шкафа свежую одежду: широкие джинсы, простую белую майку, бесформенный черный свитер. Спустя полчаса допиваю вторую банку энергетика и выхожу на улицу. Зашнуровываю тяжелые армейские ботинки, застегиваю кожаную куртку, сажусь на байк, вставляю наушники.

Ритмичный бит хауса – мой любимый саундтрек на дороге. Знаю, что слушать музыку во время езды – не лучшее решение, но не могу отказаться ни от этой привычки, ни от мотоцикла, который смотрится дико среди велосипедов, самокатов и электрокаров. Норвежцы повернуты на экологии. До сих пор не понимаю, как меня угораздило родиться в этой стране. Надеваю мотоциклетный шлем, опускаю защитное стекло, поворачиваю ключ зажигания.

Концентрированная свобода. Чистый адреналин. Ни один автомобиль, в том числе, с открытым верхом, не может дать ощущение, что ты не просто лавируешь в потоке, ты – часть потока. Пересекаю центральные улицы, мечтая скорее выехать на хайвей. Почти так же, как прикосновения, не люблю искусственные ограничители скорости. Очередной светофор. Расслабленно киваю головой в такт музыке, смотрю на мигающий красный, отсчитываю секунды. Три, два, один… Нажимаю на газ, плавно двигаюсь вперед и вдруг краем глаза замечаю выскакивающий из ниоткуда пятнистый клубок.

– Твою мать!

Каким-то чудом успеваю затормозить и не наехать на растерянного щенка, следом за которым на дорогу выбегает не менее растерянная хозяйка. Наушник вылетает из уха, и я слышу за спиной визг шин. Оглядываюсь. Бампер белого фольксвагена замирает в паре сантиметров от заднего колеса. Следующее, что я вижу – злобное лицо водителя. Опустив стекло, он кричит так громко, что кажется, гневные вопли слышны даже на соседней улице:

– Ты что творишь?! Первый раз на мотоцикл сел?!

Поднимаю бровь. То, что он принял меня за парня, неудивительно, а вот реакция на ситуацию явно неадекватна. Окажись собака перед его машиной, вряд ли бы отделалась легким испугом. Не спеша поднимаю руку в его сторону и отставляю средний палец. Упиваюсь тем, как нахал, побагровев от возмущения, хватает ртом воздух, и резко газую.

– Мудак! Клянусь, что найду тебя и надеру задницу! – орет он мне вслед. Усмехаюсь под шлемом. Вставай в очередь, дядя.

Наконец я выезжаю из города. Сто. Сто двадцать. Сто пятьдесят. Сто восемьдесят. Двести. Мир вокруг расплывается, превращаясь в размазанные картинки из пестрого калейдоскопа, а затем сужается до одной точки. В этой точке сердце гулко бухает в ушах, сливаясь с сильными и слабыми долями ритмичной музыки, а спираль реальности раскручивается до прямой линии уходящей вперед трассы. Скорость. Пожалуй, самый сильный наркотик, который я пробовала. Почувствовав ее один раз, стремишься повторить снова и снова.

К моменту, когда я паркуюсь напротив белого одноэтажного дома с черепичной крышей, часы показывают два. Дверь открывается еще до того, как я успеваю подойти к ней – мама услышала звук мотора.

– Лелия! – Она радостно бросается ко мне с объятиями, не обращая внимания на осторожные попытки отстраниться.

– Мам, я же просила не называть меня так… – Недовольно морщусь.

Мое полное имя – Лелия Хансен. Самое странное сочетание из всех возможных. Почему нельзя было написать в свидетельстве о рождении нормальное норвежское имя «Эмма» или «Ингрид»? Наверное, слишком просто для моих родителей. Впрочем, учитывая, что отец настаивал на Лейле, я должна быть благодарна за то, что имею.

– Конечно, детка. – Мама смущается и поправляет длинные светлые волосы.

На ее пальцах – массивные кольца с большими круглыми камнями, на шее – яркие бусы, которые выглядят еще эффектнее на фоне белой льняной блузки. Она все так же красива, как и двадцать лет назад. Прибавилось морщинок вокруг глаз и губ, но на лице не отпечаталась та боль, с которой мы обе жили после того, как отец пропал. Парадоксально.

– Пойдем на кухню? – Она улыбается, и, глядя на ее улыбку, я понимаю, почему он так ее любил.

Все внутри уставлено горшками с растениями – мама не признает срезанные цветы. Вегетарианка, хиппи, борец за права животных… Меня всегда поражало ее стремление сделать мир лучше, в то время как я уже давно поставила на нем крест. Сажусь рядом с гигантским фикусом напротив раскрашенной гуашью мандалы, но смотрю не на причудливые узоры, а на выцветшую фотографию. На ней мы втроем. Мне было всего пять, но почему-то я хорошо помню тот день и обжигающий ступни горячий песок, смеющегося отца, который надевает на меня надувной спасательный круг в форме розового фламинго, и придерживающую края широкополой шляпы маму. Несомненно, снимок сделал пляжный фотограф, потому что на плашке внизу напечатано: «Саид, Нора, Лелия: счастливы вместе!»

– Заварю твой любимый чай, зеленый с перечной мятой?

Вопрос заставляет меня вздрогнуть и вернуться реальность.

– Ага. – Рассеяно провожу пальцами по ободку глубокой кружки. – Как там твое сообщество женщин-защитниц чистого океана?

Мама расцветает, получая возможность обсудить животрепещущую тему. Следующие полтора часа мы говорим о глобальном потеплении, истощении озонового слоя, кризисе природных ресурсов, незаконной вырубке леса и использовании в производстве тяжелых металлов. Наблюдая за тем, с какой страстью моя мягкая, милая и добрая мама стремится защитить планету, я неожиданно ловлю себя на мысли, что у нас все же есть что-то общее. Нет, я имею в виду не проблемы нашей многострадальной Земли, а готовность свернуть горы на своем пути. Ее гора – пошатнувшаяся экология. Моя – исчезновение отца.

– Ладно, мам, мне пора.

Когда я поднимаюсь, чтобы найти Тыкву, мама жестом просит меня сесть обратно.

– Лелия… Прости, Ли. Подожди, я рассчитала твой личный гороскоп на неделю.

Обреченно опускаюсь в кресло. Когда речь заходит об астрологии, проще выслушать маму, чем объяснить, почему ты этого не хочешь. Она таинственно смотрит на меня и произносит:

– Опасайся красных цветов, но доверяй тому, кто показывает тебе путь.

– И все?

Чересчур странное и короткое предсказание даже для нее.

– И все. – Кивает мама.

– Можно я буду думать, что под тем, кто показывает путь, ты имела в виду навигатор? – уточняю я, проверяя переноску для кошки.

– Ох, дорогая, ты должна серьезнее относиться к тому, что хотят донести до тебя звезды, – укоризненно отвечает она.

– Боюсь, что в этом случае мне придется прописаться в психушке, а туда меня никто не отпустит, пока не сдам фотографии в новый номер журнала.