Натали Стердам - Спи со мной. Грёзы

Кстати, насчет работы. Пора возвращаться домой.

– Тыква! – Совсем недавно кошка выпрашивала еду на кухне, но сейчас снова скрылась в одной из комнат. – Девочка, где ты?

В гостиной пусто. В спальне тоже. Я нахожу ее в чулане у разодранного мешка с детскими игрушками. Наклоняюсь, чтобы взять кошку на руки, и вдруг вижу, с чем она играет. Вижу потрепанного плюшевого зайца.

У него красивые голубые уши. Мохнатые и большие. Поэтому я назвала его «Пушистик». Папа подарил мне его полгода назад, но я играю с ним каждый день. Раньше мы играли вместе, но потом папа уехал. Мама постоянно плачет и говорит, что скоро он вернется. Я очень жду папу. Как было бы хорошо сидеть и есть клубнику в саду не одной, а вместе с ним… Ой, я испачкала Пушистика!..

– Лелия!

Поднимаю глаза. Человек в черном капюшоне садится передо мной. От его пронзительного взгляда сразу становится неуютно.

– Лелия, я друг твоего папы. Он просил отвести тебя к нему.

Недоверчиво смотрю на незнакомца. Он пугает меня, но я стараюсь не показывать этого и не двигаюсь с места. Папа учил меня быть сильной. Вдруг этого человека действительно отправил сюда он?

– Мама сказала, чтобы я играла в саду с Пушистиком и никуда не уходила… – Меня одолевают сомнения.

– Ну же, идем скорее. Если ты заставишь папу ждать, он будет недоволен. Можешь взять Пушистика с собой.

Он оглядывается на окна дома, но я не замечаю этого, лишь зачарованно слушаю его, а потом встаю и беру за протянутую руку. Если я приведу папу, мама перестанет плакать.

Мы идем к припаркованному за углом автомобилю с тонированными стеклами, и человек в капюшоне открывает заднюю дверь.

– Садись.

– А где папа? – мне страшно, но я пытаюсь делать вид, что не боюсь.

Незнакомец грубо толкает меня в спину, и я падаю внутрь пропахшего плесенью засаленного салона, прямо на пустые упаковки из-под фастфуда и грязные салфетки. Обойдя машину, он устраивается рядом и молча за мной наблюдает.

– Его здесь нет. Я обманул тебя. – Он следит за моей реакцией, как если бы был ученым, а я – подопытным кроликом для лабораторных исследований.

– Зачем вы это сделали? Вы знаете, где папа? – Мой голос дрожит, я чувствую, как в глазах собираются слезы.

Человек не отвечает. Он касается моего подбородка, настойчиво заставляя повернуться к себе, затем размахивается и дает сильную пощечину, от которой на щеке остается краснеющий след. В первую секунду я не осознаю, что произошло, но уже в следующее мгновение громко плачу навзрыд.

– Пожалуйста, отпустите меня! Где папа?

Быстрое движение, и он ударяет меня по второй щеке. Хватаю ртом воздух, не в состоянии позвать на помощь. Еще одна пощечина. И еще. Вцепившись в плюшевого зайца, смотрю на своего мучителя полными ужаса глазами. Он раздражен.

– Тебе не удастся ничего скрыть, маленькая дрянь! Давай, покажи мне, кто ты такая!

Он опять бьет меня по мокрому от слез лицу. Я не понимаю, кто он и чего хочет, поэтому обреченно жду, когда пытка закончится, но, кажется, она только началась. Длинные пальцы смыкаются на шее, перекрывая кислород. Он душит меня. В глазах темнеет, я пытаюсь вырваться, но это бесполезно – что может шестилетний ребенок против взрослого мужчины? За мгновение до того, как я теряю сознание, он убирает руку и притягивает меня к себе так близко, что я ощущаю исходящий от него трупный смрад и гниль.

– Почему твои глаза не горят?! Он запретил тебе показывать?!

Он настолько зол, что брызжет слюной, которая попадает мне на лицо. Кашель и попытки отдышаться вызывают еще больше слез.

– Пожалуйста, отпустите, я не понимаю, что вам нужно… – Всхлипываю, уже не надеясь, что он позволит мне уйти живой.

Внезапно незнакомец отстраняется, впечатывая кулак в спинку переднего кресла.

– Пошла вон. Расскажешь обо мне кому-то – и я вернусь.

Вытирая слезы, выскакиваю из машины и бегу домой. Закрываюсь в чулане и прячу плюшевого зайца в самый дальний угол. Он знает о том, что произошло сегодня, поэтому должен остаться здесь. Навсегда.

Воспоминание, которое психика успешно скрывала в течение двадцати лет, чтобы не дать мне сойти с ума, взрывается в сознании яркой вспышкой. Я сгибаюсь пополам, судорожно хватая ртом воздух – в точности, как тогда. Мне вдруг становится ясно, почему чужие прикосновения вызывают такое отторжение. И еще я понимаю, как сильно ошибалась, думая, что отец бросил нас. Он бы никогда так не поступил. С ним что-то случилось… Что-то очень плохое.

Я ни слова не говорю маме. Она все равно ничего не сможет сделать. Разрушать сейчас ее мир ради иллюзорной надежды на то, что отец жив и я найду его, было бы жестоко. Пусть она и дальше медитирует, спасая в свободное время синих китов и снежных барсов. Взяв себя в руки, обнимаю ее на прощание и не могу сдержать усталую улыбку, когда она гладит Тыкву.

– Детка, какое все-таки странное имя ты выбрала для кошки. Она ведь не рыжая, а абсолютно черная.

– Мам, выбирать странные имена – это у нас семейное.

В зеркало заднего вида я вижу, что она не заходит в дом и машет мне, пока я не исчезаю за поворотом.

***

Не могу так просто забыть обо всем, что произошло. Не могу переключиться и заняться фотографиями. Не могу. Звоню в журнал и уговариваю дать мне чуть больше времени. «Только потому, что об этом просишь ты», – вздыхает редактор. Все-таки иногда быть Ли Хансен – это не наказание, а приятный бонус.

Чувствую себя разбитой. Мне надо отдохнуть, абстрагироваться от всего и придумать, как действовать дальше. Мне необходим сон, и я проваливаюсь в него, как только голова касается подушки.

Не задерживаясь в точке входа, открываю дверь и попадаю в пустыню с белым песком. Ее пересекает прямая асфальтированная дорога, по обе стороны которой парят небольшие островки с перевернутыми водопадами. Вода в них течет не вниз, а вверх. В залитом солнцем небе падают звезды. Безумный пейзаж, но я руководствуюсь принципом «мой сон – мои правила». Горячий воздух пахнет раскаленными камнями, минералами и пылью. Он наполнен электронной музыкой, источник которой – сам этот мир.

На трассе стоит мой байк и главный антидепрессант – с виду он ничем не отличается от реального, но я знаю, что его максимальная скорость ограничена лишь моим воображением. Здесь не нужна экипировка и теплая одежда, поэтому я одета в короткие шорты и майку. Волосы распущены, а не убраны под шлем. Сажусь на мотоцикл – время отключиться от всего навалившегося в последние дни дерьма.

Привычным движением поворачиваю ключ зажигания и постепенно разгоняюсь. Пятьдесят. Легкий ветерок дарит приятное ощущение свежести. Девяносто. Ускоряюсь, наслаждаясь отсутствием дорожных знаков и людей. Сто пятьдесят. Наклоняюсь ближе к мотоциклу, сливаясь с ним в единое целое, шаровую молнию, которая мчит по придуманной пустыне навстречу пустоте. Двести. Щелкаю пальцами, и асфальт впереди изгибается змеей, превращаясь в трамплин. Двести сорок. Взмываю вверх под звуки техно и ревущего мотора. Двести восемьдесят. Мягко приземляюсь на дорогу, и фонтан холодных брызг из-под неожиданно возникшего внизу озера окатывает меня с ног до головы. Триста. Смеюсь, закрыв глаза. Солнечный свет проникает сквозь веки. Я испытываю счастье. Триста двадцать.