Ната Лакомка - Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары

Но секунда шла за секундой, а я молчала. Ректор продолжал держать меня за плечо, и его ладонь давила на меня, как каменная плита. Только я не делала попытки освободиться. Потому что… нет, не потому что испугалась…

Почему же?

Я облизнула пересохшие губы и поняла – почему. Потому что я – Васька Опасная из сто пятнадцатой квартиры, в бейсболке и мешковатой толстовке. Я – чудила, и в голове у меня ветер. Меня не приняли в хореографическое училище, потому я недостаточно высокая, и родители уже несколько лет каждую встречу начинают с одной фразы: «Василиса, что из тебя вырастет толкового?!.». А он… А он – существо совсем другого мира. Видно, что никогда не ел сосисок в булочке, что продают на улицах, заливая «китченезом» – смесью кетчупа и майонеза. Судя по машинам, которые он так быстро меняет, ректор обедает только в самых дорогих ресторанах. В «Вандалах», например, где здание больше смахивает на дворец, а не на общепит. И у него, наверное, очень интересная жизнь – наполненная колдовством, волшебством и всякими чудесными штуками… И всякие там рыжие ехидны трутся вокруг него, как медом намазано.

На Невмертича тоже не подействовала музыка декана с факультета песнопений, но я сильно сомневалась, что дело тут в отсутствии слуха. Мужская рука все крепче сжимала мое плечо, а потом ректор спросил:

– Может, расскажете, что пришлось вам не по душе?

Я опустила глаза, чтобы он не прочитал моих мыслей. Вдруг он читает мысли?.. А мне бы не хотелось, чтобы он узнал о них. Узнал, что я на самом деле думаю о нем.

– Ну же, говорите, Краснова.

– Мне все не по душе, – глухо ответила я. – И ваша школа, и ваши студенты с преподами, и вы сами.

– Институт, – поправил он меня.

– Без разницы.

– И чем же мы так вам не угодили?

– Всем! – ответила я дерзко, пытаясь разозлиться. – Занимаетесь здесь ерундой! Дешевыми фокусами!.. У меня другие интересы в жизни. «Волшебство! Оборотничество!», – я передразнила Ленку, – да плевала я на ваше оборотничество! И на муравьев ваших, и на ваши песенки!.. На все плевала!..

Но моя вспышка не вызвала у ректора особого интереса.

– Да у вас истерика, Краснова, – сказал он будничным голосом. – Понимаю, все это очень трудно принять сразу. Особенно трудно справляться с потоком подобной информации неокрепшему мозгу. Лучше вам пройти в медчасть, там помогут.

– Я не больна! – заголосила я.

– Сейчас начинаю в этом сомневаться, – вежливо заметил он.

– А вы… вы… – я подбирала обидные слова, чтобы бросить ему в лицо, но фантазия, как назло, подвела. – А вы – украли меня! Стащили из-под носа у полиции, как курицу с прилавка!

– И украл бы еще раз! – рыкнул он, и от неожиданности я всхлипнула и дернулась в сторону, но ректор меня удержал. – И третий бы раз украл, – сказал он тихо, наклоняясь ко мне почти вплотную. – Уволок бы, на плечо забросил и уволок. Неужели ты не понимаешь, что там тебе тесно?

– Т-там?.. – переспросила я тоненьким голоском.

– В том, другом мире, – глаза у Невмертича загорелись удивительным, невероятным светом.

Я смотрела ему в глаза – серые, вполне себе обычные, но всё равно невероятные, и чувствовала себя, как одногруппники, слушавшие музыку Слободана. Я была зачарована …

– Неужели ты не видишь, что там все для тебя слишком мелко? – ректор резко развернул меня к себе спиной, и я оказалась перед огромным зеркалом, невесть как очутившимся в коридоре. Раньше этого зеркала не было, на сто процентов!

В его глубине отразилась я, а ректора почему-то не было. Я была очень маленькая, и нелепая в своей одежде уличного хулигана. Мне захотелось снять бейсболку и распустить волосы, чтобы хоть так избавиться от иллюзии, что передо мной – пацан из подворотни.

Но Кош Невмертич держал меня за плечи уже двумя руками, и я не могла пошевелиться, как будто меня снова отправляли в «печь» связанную.

– Разве ты не хочешь понять свою силу?

Было странным слышать голос человека, который не отражается в зеркале. Этот голос сковывал мою волю, гипнотизировал, подчинял, и только в глубине сознания билась какая-то мыслишка, что в зеркалах не отражаются какие-то редкостные гады… то ли покойники, то ли вампиры… Но руки на моих плечах были теплыми – они согревали даже через толстую ткань толстовки, и никак не могли принадлежать покойнику.

– У меня всего семь процентов, – ответила я и снова почувствовала, насколько я жалкая, маленькая, никчемная…

– Не так уж мало, можешь мне поверить, – он наклонился к моему уху, и я, наконец, увидела его отражение – призрачное, смутное, как нахлынувшую полосу черного тумана. – И твоя сила требует выхода. Она рвется наружу, она сметает все на своем пути. Как ты спалила мою машину! Чисто, аккуратно, не каждый с таким справится. Половина студентов после первого года обучения свечку не могут поджечь, а ты еще и умудрилась разнести все на гайки.

– Это не моя вина… – слабо возразила я. – Ваша машина взорвалась из-за огня…

– Там бензобак был полный, под завязку, – хмыкнул ректор. – Само точно бы не взорвалось. Это сделала ты . Чем же бедняга «Лексус» так тебе не понравился? Наверное, тем, что я поставил его на газон? Так тогда это я виноват, а не автомобиль. Зачем же было разделываться с ним так жестоко? И почему ты не спалила меня ? До головешек?

Теперь я видела его в зеркале очень четко – пожалуй, четче, чем себя саму. Наши взгляды в зеркале встретились, и я снова отвела глаза.

Неужели он и правда читает мысли?!.

– Я все про тебя узнал, – голос Невмертича опутывал меня, как веревками. – Ты действительно хочешь вернуться? Для чего? Для чего тебе твоя прежняя, бестолковая жизнь? Опять будешь слоняться со своими бездельниками-приятелями, разрисовывать глупыми надписями стены и плясать на машинах…

Все это было больно и обидно слушать. Но разве он не прав? Разве это не глупо – всё, что я делала раньше? Разве это не ребячество? Попытка привлечь внимание к тому, на что никто и смотреть не хочет. Попытка привлечь внимание к себе… Как по-детски…

– Я ожидаю от вас бо́льшего, Краснова.

То, что Кош Невмертич опять заговорил официально, на «вы», пробудило меня от колдовского морока.

Вырвавшись, я отбежала на пару шагов, тяжело дыша, как после особо динамичного танца, когда крутишься на голове, а потом вскакиваешь и сразу делаешь двойное сальто.

Зеркало колыхнулось и растворилось в воздухе – будто его и не было, а ректор Невмертич стоял передо мной, заложив руки за спину и глядя с неодобрением.

– Мои друзья – не бездельники, – произнесла я упрямо. – И мы не слоняемся! У нас – общее дело!

– Надеюсь, вы передумаете, – сказал ректор холодно. – И сейчас же вернетесь в аудиторию. Вам надо многое наверстать. Будьте прилежны и… благоразумны. Не уверен, что вашей свободолюбивой натуре понравится камера в Особой тюрьме.