Ната Лакомка - Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары

– Нормальное?! – взвилась я. – Сплавили меня к бабушке и запретили приезжать! Это – нормальное, по-вашему?

– Я говорила, что это бесполезно, – Ленка застегнула «молнию» на моем рюкзаке с такой скоростью и силой, что она взвизгнула. – Она все равно ничего не поймет. Мне заранее страшно, что она там устроит. А у меня диплом на носу, между прочим. Мне с ней нянчиться некогда.

– А со мной и не надо нянчиться, – огрызнулась я. – Тоже мне… няньки!

– Ну вот, видишь, – Ленка устало указала маме на меня. – Плюс ко всему этому – класс «Цэ». В нашей семье – класс «Цэ»! Вот ведь позорище. Да меня даже воробьи засмеют.

Это было еще обиднее, чем оскорбления ректора Невмертича.

Иногда Ленка была так высокомерна, что просто напрашивалась на пару пинков. Еще вчера я и обошлась бы пинками, чтобы она не слишком задирала нос, но сегодня драться мне совсем не захотелось. Она стояла передо мной – красивая, с распущенными по плечам пышными локонами, в узких джинсах, которые шли ей бесподобно, показывая, какие у нее точеные ножки и тонкая талия, в элегантном пиджаке, к лацкану которого была прикреплена крошечная серебряная брошь с тремя жемчужинами – строго и с ума сойти, как сексуально. Совсем не то что… не то что я.

Опустив голову, чтобы не видеть Ленкиного великолепия, я тихо спросила:

– Объясните про классы. Почему я – позорище?

– Ладно, не злись, Вася, – Ленка подошла и потрепала меня по плечу. – Ты не виновата, зря я так.

– Что за класс «Цэ»? – упрямо повторила я, отодвигаясь от Ленки. Ее жалость мне точно была не нужна, и сейчас я вовсе не злилась… то есть злилась, но не сильно… то есть…

– Уровень волшебных сил каждого определяется по трехбуквенной шкале, – объяснила сестра. – Выше семидесяти процентов от всего объема жизненных сил – класс «А». В нашей семье все – класса «А». У меня – восемьдесят пять процентов, – она сказала это как бы между прочим, но прозвучало это точно так же, как когда Ленка хвасталась очередными годовыми оценками, когда приезжала к бабушке. После того, как смотрели мой дневник. – Класс «А» – это талант, одаренность от природы. Нас очень мало, поэтому нас берегут и занимаются по индивидуальной программе.

Мама как-то странно кашлянула, и Ленка резко посмотрела на нее, но мама ничего не сказала, и сестра продолжала:

– От двадцати процентов до семидесяти – класс «Бэ», это середняки, их везде полно. Магия может быть даже тонких вибраций, но ее мало, недостаточно, чтобы проявить волшебную силу на что-то выдающееся. Так, бытовые фокусы, не больше. И есть класс «Цэ» – когда меньше двадцати процентов. Это особи, у которых магия выражается на примитивом уровне и, как правило, добиться каких-то результатов с ними невозможно. Но волшебные силы у них есть, поэтому их тоже приходится принимать во внимание.

Она помолчала, ожидая, скажу ли я что-то, а потом вздохнула и подытожила:

– Пойми, это как игра в оркестре – есть басовые, что создают фон, а есть солирующие инструменты.

– А почему – особь? – спросила я, не желая говорить Ленке, что уточнение про солирующих и басовых было лишним. И страшно обидным.

– А как нас еще назвать? – она пожала плечами. – Разве мы – люди?

– Разве нет? – я посмотрела на нее прямо, и по лицу сестры словно скользнуло какое-то облачко – то ли сожаление, то ли досада. – И сколько процентов у меня?.. – спросила я, невольно облизнув губы.

– Это совсем не важно, – вмешалась мама. – Давайте собираться, девочки. Иначе мы ничего не успеем до завтра. Лена, посмотри блюдце в кухне, и ложку. А я возьму зеркало.

– Хорошо, – Ленка отправилась в кухню, мама – в их с папой спальню, а я осталась в комнате сестры, потому что не знала, куда мне идти.

Слишком много всего обрушилось на меня за последние несколько часов. Это нужно было обдумать, но мыслей в голове было отчаянно мало, и все какие-то не те. Но громче всего звучал Ленкин голос: «Меньше двадцати процентов… примитивный уровень… басовый фон… но их тоже приходится принимать во внимание…». И здесь я оказалась хуже, чем она.

Я подумала об этом – и испугалась. Мне говорят, что моя семья – птичьи оборотни, что я – волшебная особь, нечеловек … а я переживаю, что не смогла стать больше нечеловеком, чем Ленка?

Сестра высунулась из-за косяка и сказала:

– У тебя семь процентов. Мне Кош Невмертич сказал.

Она сразу же скрылась в кухне, но мне от этого легче не стало. Совсем не стало. Обхватив голову руками, я переживала очередное унижение.

Кош Невмертич сказал…

Что он еще сказал? «Волшебных сил в тебе, как в колобке, но они есть».

Класс «Цэ» тоже приходится принимать во внимание…

Они ведь… колобки. Говорящие особи, с магией на примитивном уровне. А в нашей семье все – класса «А». Позорище…

Я вдруг вскинулась, как будто получила пощечину.

Родители сказали, что прятали меня, чтобы было нормальное детство…

А что, если они прятали меня вовсе не поэтому? А потому, что стыдились дочери, у которой волшебных сил всего семь процентов? Все – класса «А», и тут – колобок…

– Вася, – позвала мама, – подойди, пожалуйста. Я нашла бабушкино зеркало, давай проверим, какое тебе больше подойдет.

– Иду, – ответила я бесцветным голосом и поплелась в родительскую спальню, хотя больше всего хотелось уйти, хлопнув от души дверью.

– Обязательно было одеваться, как чучелу? – шипела на меня Ленка, когда на следующий день мы подходили к огромному сорокаэтажному зданию «Ивы». – Мне рядом с тобой идти стыдно!

Я не ответила, шагая в своей вечной толстовке, драных джинсах, в потрепанной бейсболке и с рюкзаком за плечами. Настроение у меня было – очень не очень. Мало того, что родители отвезли нас с Ленкой до самого института (чтобы я не сбежала), так еще и отобрали у меня сотовый телефон. Я попробовала возмутиться, но сестра очень быстро и доходчиво объяснила, что в «Иве» гаджетам не место, их изымают на проходной.

– Придется пережить неделю без интернета, Васечка, – сказала она ехидно. – Ты уж постарайся.

– Неделю? – буркнула я.

– Первогодки обучаются по системе интерната, – сказала Ленка, подкрашивая губы перед тем, как выйти из машины. – Неделю учишься, на выходные отпускают домой.

– Мы так не договаривались, – проворчала я больше для вида, потому что поняла, что неделя тюрьмы в «Иве» – это неизбежность.

И вот теперь я шла к этой самой тюрьме, а сестра продолжала ковырять мне мозги чайной ложечкой.

– Разве нельзя было одеться нормально?! – возмущалась она шепотом. – И не горбись! Что ты идешь, как анчутка какая-то!

Сама она была в бледно-желтом платье с узким пояском и стилизованными погонами. На нее оглядывались мужчины, и я надвинула бейсболку на глаза, чтобы не видеть этого внимания. На меня точно никто не смотрел. А если смотрел – то с недоумением, что я делаю рядом с такой красавицей.