Марина Залесская - Предсказанная любовь

– Тебе нравится? – спросил Даниель.

– Нравится, – ответила она, не открывая глаз. – Я сейчас растаю под твоими руками и растворюсь в пене.

– Ты все время хочешь уйти от меня, я тебя никуда не пущу, даже не думай, моя Русалочка.

– Я не хочу уйти, Даниель, – тихо прошептала она.

– Тогда вставай, – он вытащил пробку из ванны.

Пенистая вода с бульканьем устремилась в воронку.

– Всё, пены нет, некуда растворяться.

Он сполоснул девушку душем, полюбовался её телом в капельках воды. И с сожалением закутал её в мягкое белое полотенце.

– Всё, Мири, иди, а то я накинусь на тебя прямо здесь.

– Накинься, – просияла она.

– Но я тоже хочу принять душ. Иди в кровать, я быстро.

Мирослава ушла, но вскоре вернулась, волоча полотенце.

– Сушилка для волос – у тебя есть она? С мокрой головой опасно спать, можно заболеть.

– Фен? Посмотри в нижнем шкафчике.

Мирослава достала фен, сняла полотенце и голая, встав напротив него, собралась сушить волосы.

– Мири, ты совсем не стесняешься наготы?

– Совсем. Когда-то у меня было обучение, то есть тренинг. Мы, ещё подростки, мальчики и девочки, голыми ходили по полигону, что ли, ну такое большое помещение. Ходили в разных вариантах, один человек идёт голый, а одетые стоят и на него смотрят, и наоборот. К тому же с достоинством надо было ходить, как будто на нас праздничная одежда. И так каждый день целый месяц. В конце концов, нам так надоело, что мы были готовы голыми идти на прием к президенту, лишь бы отстали, – засмеялась она.

– Что за дурацкий тренинг! Зачем это? – недоумевал Даниель.

– Привычка не стесняться наготы может помочь в разных неприятных ситуациях, – она помолчала и добавила. – С тех пор я и не стесняюсь, совсем. Тело есть тело, чего стесняться, – она пожала плечами. – У всех одинаковое. Кроме тебя. Ты – красивый, как Ахиллес, – она подошла к нему и провела руками по его телу, стараясь не пропустить ни сантиметра.

Он знал, что хорошо сложен, но про Ахиллеса слышать было приятно.

– Мири, сушись и уходи, а то, ты помнишь, я на тебя накинусь, прямо здесь, – напомнил Даниель

Послушная девушка включила фен, наклонила голову и разметала густые длинные волосы в пышное облако, не забывая, впрочем, поглядывать на него, просвечивающегося через прозрачную шторку.

– Ты не ушла?

– Я жду тебя, буду сушить волосы и тебе.

Он вышел из душа, завернулся в полотенце и Мирослава, встав на цыпочки, сушила ему волосы, мягко перебирая их руками.

Он все-таки накинулся на неё.

«Сколько это может продолжаться, – думал он. – Скользко, неудобно, опасно, но пожар об этом не ведает, полыхает, не давая передышки».

Проснулся он рано, место Мирославы уже пустовало, но её подушка пахла ромашкой. Он лежал и гадал, что Мирослава приготовила на завтрак. Из кухни опять вкусно пахло.

«Я думаю только про Мири и про еду. Хорошо, что у меня есть музыка, а то я разъемся и замучаю девушку».

Он вышел на кухню, чуть-чуть недовольный собой, но сияющий взгляд Мирославы согрел его.

– Даниель, я приготовила гренки с творогом и банановым пюре.

Она положила на тарелку треугольные золотистые ломтики, сложенные башенкой. В середине белела прослойка из творога, сверху гренки политы густым банановым соусом и украшены двумя ягодами малины. Неизменная чашка черного крепкого кофе дополняла этот изысканный завтрак.

Он съел целых две башенки. Гренки оказались очень хороши: поджаристые хлебцы, мягкий творог, в банановом соусе слегка чувствовался какой-то необычный и приятный вкус.

– Что это в бананах?

– Я добавила чуть-чуть мускатного ореха. Тебе нравится? – она заглянула ему в глаза.

– Нравится. Это очень вкусно, – похвалил Даниель.

Она сияла от радости.

– Мири, посуду ты не моешь, а складываешь в машинку.

– Но ведь не может грязная посуда стоять несколько дней? – недоумевала девушка.

– Сегодня придет домработница и всё сделает. Сейчас я занимаюсь, а потом мы пойдем на пляж, чтобы не мешать уборке.

– Хорошо.

Она обняла его и смотрела переливающимися глазами.

Каждый раз такой её взгляд срабатывал как взмах дирижерской палочки, и он поспешил уйти.

«Несколько дней назад здесь, на кухне я пил кофе из кофемашины, ел криво сделанный бутерброд и был совсем один. А теперь у меня есть Мири, я смотрю в её прозрачные глаза и мне хорошо», – думал Даниель.

Мирослава расположилась на веранде со своим планшетом.

«Непонятная домашняя работа, – подумал он, – без учебника, без записей. Она просто смотрит на планшет, даже страницы не листает».

Но стоит ли задумываться над каждой странностью девушки. Она с ним – и это главное. А странности потом разъяснятся.

Он начал свои ежедневные занятия. Сначала гаммы – эти простые ученические упражнения создавали нужный настрой. Затем он отрабатывал штрихи, приёмы, и, подумав, решил сыграть двадцатый ноктюрн Шопена. Прекрасная, тонко выписанная филигранная мелодия, пропущенная через его сердце, долго звучала и парила в воздухе, обволакивая душу.

Закончив, Даниель отложил скрипку и задумался.

Всю его жизнь музыка была его единственной любовью. Он не мог прожить без музыки ни одного дня. Так было всегда. А сейчас к привычной замкнутой системе: он и музыка, добавилось новое, острое, яркое чувство. Он ещё не привык к нему.

«Не вытеснит ли оно музыку?» – спросил он у себя.

«Это невозможно» – ответил внутренний голос.

«Не помешает ли мне?»

«Я не знаю, – ответил голос, – не загадывай на будущее».

Внезапная мысль о том, что он может остаться без Мирославы, привела его в ужас, и он долго успокаивал застучавшее сердце.

«Она здесь, – успокоил он себя. – Сейчас я поведу Мири гулять, она обрадуется».

И он, предвкушая радость девушки, вышел на веранду.

Мирослава сидела со странно застывшим лицом, открытые глаза её не мигали и отсутствующе смотрели внутрь. Планшет лежал у неё на коленях, по экрану стремительным потоком бежали формулы. Даниель быстро сфотографировал формулы на телефон. А Мирослава смотрела прямо на него и ничего не замечала.

– Мири, что с тобой? – испугался он. – Очнись!

Девушка вздрогнула, ожила. Формулы тут же прекратили свой бег и исчезли.

– Прости, я задумалась, – виновато сказала она. – Я иногда так глубоко думаю, что выпадаю из реальности.

– О чем же ты думала? – заинтересовался Даниель.

– Я думала над правильной формулировкой квантовой гравитации. Это одна из нерешенных задач вашей…, – она замолчала и, спохватившись, исправилась, – то есть, я хотела сказать, современной физики.

– Гравитация, значит. А обо мне ты не думала? – уязвлённо спросил Даниель.

– Я всегда думаю о тебе, Даниель. Я думаю двумя каналами одновременно. Я думаю о тебе на канале «чувств», а на другом канале, я называю его «научный», я думаю про гравитацию, делаю расчёты, решаю задачи. Такое строение моего мозга. Иногда «научному» каналу не хватает мощности, он занимает канал «чувств», мозг работает с перегрузкой, и чтобы не тратить энергию на внешние раздражители, я надолго выпадаю из реальности.