Франциска Вульф - Сердце Фатимы

Все стены были сплошь разрисованы человеческими лицами. Искаженные ненавистью, страхом и злобой, обезображенные бесчисленными шрамами, они дико хохотали и кричали от боли в дьявольском экстазе. Хасану даже показалось, что он слышит эти вопли, рвущиеся из окровавленных зловонных ртов, эти хриплые надрывные голоса, больше похожие на рев зверя. Ему вдруг открылся весь масштаб содеянного: рисунки, отличающиеся друг от друга выражением лиц, изображали одного и того же человека. И этим человеком был он, Хасан!

Ком застрял у него в горле. Он не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть, чувствуя, как его переполняет ненависть.

– Аллах всемогущий, – прошептал он, – что…

– Я знал, что вам будет интересно, – сказал надсмотрщик, опершись о косяк двери и сложив руки на груди, как бы подчеркивая, что видел вещи и по-страшнее.

– Расскажи все, что знаешь.

Тюремщик пожал плечами.

– Мне нечего рассказать. Меня мало волнует судьба заключенных. За всеми не усмотришь – их слишком много, особенно в этом подвале. Здесь два вида заключенных: одних быстро казнят, о других забывают навсегда. Тот, который сидел здесь, провел в темнице семь лет. Он ничем не выделялся, не ругался, не досаждал. Не помню, чтобы его приходилось унимать. Он был как раз из тех, о которых начисто забыли. Стражники сказали, что его прошлой ночью увели отсюда. Наверное, вы знаете об этом?

Хасан глубоко вздохнул.

Надо взять себя в руки, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Откуда мне знать?

Надсмотрщик пропустил его ответ мимо ушей.

– Он не вернулся обратно. Скорее всего, его труп уже гниет где-нибудь в канаве.

– Или его освободили сообщники. – Хасан был полностью сосредоточен на «настенной росписи». Он ткнул сапогом в кучу соломы на полу, и в ту же секунду его лицо исказила гримаса гнева. Пол был тоже покрыт рисунками. – Аллах всемогущий!

– Да, негодник зря времени не тратил, – заметил тюремщик, равнодушно разглядывая пол.

– Да он сумасшедший! – вскричал Хасан. От ненависти и отвращения его мутило.

– Сумасшедший? Нет, я не думаю…

– Разумеется, он рехнулся, – резко перебил его Хасан. – Ни одному правоверному такое не могло прийти в голову.

Надсмотрщик снова равнодушно пожал плечами. Он не желал спорить с Хасаном на эту тему. Ему было все равно, сошел Тарик с ума или нет.

– Что прикажете с этим делать, господин? – спросил он у Хасана, показывая на рисунки.

Тот задумался.

– Возьмите какого-нибудь заключенного, которого скоро должны казнить, завяжите ему глаза, дайте щетку, и пусть он отскребает стены и пол от этой мазни. Когда не останется ни следа, окурите камеру. Потом вызовите имама, верного слугу Аллаха, пусть освятит молитвой это место.

– Слушаюсь. – Главный надзиратель сделал легкий поклон. – Ваше желание для нас закон.

Однако насмешка в его голосе была такой явной, что Хасан от ярости стиснул зубы. Нет, все-таки этого тюремщика надо наказать. Он скажет отцу. Его слова будет достаточно, чтобы этот мерзавец сам отскребал стены с завязанными глазами…

Но сейчас Хасан сдержал свой гнев. Аллах подскажет день и час, когда он сможет покарать тюремщика. Не удостоив его взглядом, Хасан покинул камеру.

Оказавшись наконец в своих покоях, он снял одежду и лег в постель. Но сон к нему не шел. Каждый раз, как только он закрывал глаза, перед ним всплывали мерзкие рисунки. Искаженные лица таращились на него изо всех углов, смеясь и ухмыляясь. Их кривые рты изрыгали яростные вопли, некоторые хохотали ему в лицо, высунув языки. Не в силах более выдерживать этого, он встал и подошел к окну.

Глядя на звездное небо, он вспомнил свою кормилицу. Она любила рассказывать ему страшные истории о демонах и призраках, об искушениях и ловушках, которые повсюду расставляет дьявол, о людской злобе. Одна история особенно запала ему в душу. И сейчас она всплыла в памяти. Ему пять лет, нянька сидит на его кровати. В своем черном платье, с худыми руками и длинным кривым носом, она напоминает ворону. Слабый свет масляного светильника отбрасывает причудливые тени, прыгающие на стенах комнаты. Он боялся, что эти тени вот-вот оживут и превратятся в страшных персонажей нянькиных побасенок. А потом она тихим голосом начинала рассказывать. «Есть люди, которые заодно с дьяволом. Это он приказывает им рисовать лица других людей. Конечно, каждый ребенок знает, что Коран запрещает это святотатство. Аллах – единственный творец всего живого. Но не многие знают, что душа человека, которого нарисовали на бумаге, навеки там и останется, и ему никогда не попасть в рай. Изображенный человек навсегда потерян. Остерегайся этого, Хасан! Избегай людей, которые называют себя художниками. Берегись их!»

Хасан почувствовал, как его сердце бьется все сильнее и в душу заползает страх, который он испытал в детстве. «Берегись!» – говорила нянька. Как он не разглядел этого Тарика? Его надо было казнить сразу после заточения в темницу. Тогда он этого не сделал из-за суеверного страха и уважения к его семье. И сейчас горько сожалел об этом. Его душа навеки останется в стенах темницы, испещренной той поганой мазней. Так вот почему Тарик перед смертью смеялся ему в лицо?! Он был уверен, что навсегда закрыл ему дорогу в рай.

Хасан опустился на колени. Он был в отчаянии.

«Аллах, умоляю, услышь своего верного слугу! Будь милосерден, дай мне возможность освободиться от этой грязи, греха и тлена, как очистятся стены от этих гнусных рисунков. Здесь нет моей вины. Я не просил его рисовать мое лицо. Если бы я знал раньше, давно бы покарал злодея за святотатство. Умоляю Тебя, о всемогущий Творец, не закрывай мне дорогу в Твое Царство. Я буду следовать Твоим заветам еще ревностнее, чем прежде. Я покараю неверных, уничтожу Твоих врагов, буду преследовать до конца каждого, кто посмеет нарушить Твои заповеди. Я удержусь от искушения славы и богатства, никогда не прикоснусь к женщине, клянусь! Я умоляю…»

Вне себя от отчаяния Хасан закрыл лицо руками и разрыдался.

– Али! Али, проснись! – тоненький детский голосок прозвучал над самым ухом.

«Что за чудесный сон!» – думал Али, поворачиваясь на другой бок. Ему снилась дочка Беатриче, которая явилась, чтобы поселиться у него.

– Али! Ну давай же просыпайся! Вставай!

Голос не умолкал. Али вдруг почувствовал, что кто-то тормошит его за плечо и стягивает одеяло. Значит, это не сон…

Повернувшись, он открыл глаза. У его постели стояло самое прелестное существо на свете – Мишель. Каждое утро он просыпался в страхе, что малышка ему только приснилась. И облегченно вздыхал, видя, как она топает по полу в своей длинной ночной рубашке. Нет, он не ошибся. Это был не сон.

Али ласково улыбнулся. Однако это милое существо с босыми ногами вовсе не думало отвечать на его улыбку, а было чем-то сильно раздражено.