Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Джинни закрыла лицо ладонями:

— Симус! Это был не ты!

— Но ведь это мои воспоминания, — тихо возразил он.

Она опустила руки и посмотрела на него. В полумраке кареты его глаза потемнели, приобретя глубокий оттенок индиго.

— А мои сны?.. Джинни, разве я могу быть уверен, что он покинул меня навсегда? Что внутри, в моей душе, не осталось какого-нибудь его кусочка, который постепенно изменяет меня, отравляет? — Он уже почти кричал. — Как я могу быть уверен?!

— Возможно, что он никогда не освободит тебя полностью, — осторожно согласилась Джинни, стараясь говорить как можно мягче. — Но я верю, что Добро в тебе это преодолеет. И ты тоже верь.

Симус прерывисто вздохнул, успокаиваясь, и потянулся к её руке. Джинни стянула перчатку и переплела свои пальцы с его, согревая их.

— Даже не знаю, что бы я делал без тебя, — признался Симус. — Ты — единственное, что придает моей жизни смысл.

Они подъехали к школе как раз на закате, в светло-голубом свете ранних зимних сумерек. Джинни поплотнее запахнула свой жёлтый плащ и стала подниматься по ступеням. Симус шёл следом за ней. В башенке, где находился кабинет директора, огни были погашены — Дамблдор поспешно покинул замок сразу же после их приезда, заявив, что он должен привезти Нарциссу к ложу её умирающего сына. Нарцисса прибыла спустя несколько часов, но Дамблдор не появлялся до сих пор. Иногда, когда на неё «накатывало», Джинни всерьёз размышляла, не избегает ли он её нарочно, поскольку знает, что она попросит у него.

Едва они вошли, Симус поцеловал её на прощание и, сославшись на усталость, отправился в гриффиндорскую башню. Джинни не особенно переживала по этому поводу — всё-таки постоянно изображать бодрость и оптимизм при Симусе было тяжеловато…

Блейз ждала её у подножия лестницы, ведущей в больничное крыло. Она была настолько убита горем, что при виде этой скорбной фигуры сердце Джинни ёкнуло.

…Пожалуйста, — про себя взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому, — не дай, чтобы ЭТО случилось, когда меня не было здесь, когда я не могла сидеть рядом, не могла попрощаться с ним…

— Всё… всё в порядке? — тревожно спросила Джинни.

— Мне кажется, это неприлично — просто взять и завалиться туда, — призналась Блейз. — Я как-то не задумывалась над этим, но сейчас там его мама, и Гарри, и Гермиона… А я… какое у меня право находиться там? По правде говоря, я ведь была для него… никем.

Голос у Блейз сорвался, и она опустилась на ступеньки — олицетворение отчаяния в своей траурной одежде, лишь ярко-рыжие волосы выбиваются из-под шапочки. Джинни только теперь обнаружила, что они с Блейз примерно одного роста — раньше слизеринка казалась представительнее и выше.

— Пожалуйста, зайди, — сказала Джинни. — Он думал о тебе, я знаю… Он всегда говорил, что ты — точь-в-точь как он.

— Что ж, это обнадёживает, — то ли в шутку, то ли всерьёз, но с легко уловимой горчинкой откликнулась Блейз. — Ведь больше всего на свете Драко любил себя.

— То, что ты понимала его, значило для него очень много. Господь свидетель, я никогда не могла, — тихо добавила Джинни.

Блейз недоумённо посмотрела на неё; обезоруживающий взгляд зелёных глаз — таких же, как у Гарри, только опушённых длинными медно-рыжими ресницами вместо чёрных.

…Наверное, когда Драко заглядывал в эти глаза, ему казалось, что он смотрит одновременно в глаза Гарри и мои собственные, — мелькнуло в голове у Джинни.

— Что ж, хорошо. Тогда пойдем, — Блейз вскочила, неожиданно для Джинни схватила её руку и крепко сжала. Впрочем, это не было неприятно.

Девушки вместе поднялись по лестнице и через широкие двойные двери вошли в лазарет.

Глубокая тишина заполняла комнату, будто крылья Смерти заглушили все звуки. Мадам Помфри неслышно сновала в полумраке, время от времени останавливаясь, чтобы поручить что-нибудь Нарциссе Малфой, поскольку та постоянно настойчиво предлагала свою помощь — неважно, что именно надо было делать: она перевязывала раны Гарри, Рону и своему сыну, подавала чашки с лекарством и взбивала подушки… Сейчас Нарцисса сидела в большом кресле у окна, возле кровати Драко, прикрыв глаза и подперев подбородок рукой.

Гермиона расположилась в ногах кровати с раскрытой на коленях книгой. Всё ещё непросохшая синяя мантия висела позади девушки; волосы она забрала наверх и зацепила большой серебряной заколкой; плечи были укутаны шалью — той самой, вспомнила Джинни, что Драко подарил ей на Рождество. На стук открывшихся дверей Гермиона оторвалась от книги и приветственно махнула пером, капнув при этом чернилами себе на рукав.

Блейз нерешительно попятилась, и Джинни пришлось чуть ли не силой подвести её к кровати Драко. Белоснежные простыни и одеяло укрывали неподвижного юношу по грудь, а поверх них крест-накрест лежали бледные руки, сейчас слегка подкрашенные последними лучами заходящего солнца. Его недавно искупали и переодели в его собственную пижаму, и теперь, чистый, он выглядел обманчиво здоровым. Там, в Румынии, Драко напоминал закоченевшее пугало — в многочисленных порезах, весь в крови и грязи, и порванная одежда болталась на его костлявом теле. Теперь же волосы его были чистыми, у висков завивались серебристо-белые локоны, руки забинтованы, а узкая грудь подымалась и опадала, подымалась и опадала — едва-едва, так что одеяло почти не двигалось.

Глаза Блейз наполнились слезами, она не сумела их удержать, — и вот они побежали по щекам, размывая её макияж.

— Только этого не хватало, — пробормотала она, отпуская руку Джинни, чтобы вытереть лицо. — Прости, пожалуйста, — обратилась она к Драко, и голос её дрогнул. — Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я плачу.

— Ничего страшного. Он этого не заметит. Он вообще ничего не замечает, — отозвался хриплый голос Гарри.

Блейз вздрогнула и испуганно обернулась. Джинни посмотрела в ту же сторону, на притулившегося в кресле у изголовья кровати Гарри, неподвижного и невидимого до сих пор. Не знай Джинни, что он находится в комнате, она бы, пожалуй, и не заметила его.

Гарри провёл здесь уже три дня, и это давало знать о себе — усталость, словно копоть, заволокла глаза, и волосы свисали спутанными прядями. Мадам Помфри и Нарцисса подлатали его как могли — Гарри не возражал, лишь бы его не заставляли вылезать из кресла, — и сквозь прорехи грязной чёрной рубахи теперь белели чистые бинты. Его меч, всё ещё в пятнах крови, был прислонён к спинке кресла.

Джинни не знала, куда девался Terminus Est, и боялась спросить.

— Ты не можешь знать наверняка, Гарри, — возразила Гермиона, оторвавшись от книги. — Говорят, что в некоторых случаях люди в коме слышат, когда к ним обращаются, даже если не могут никак показать это.