Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Добродушный волшебник, которого Нарцисса пригласила скрепить брачные узы, начал речь. Джинни слышала, что он, вроде бы, дальний нарциссин дядюшка, хотя внешне больше напоминал брата Дамблдора — того, что имел печальное пристрастие к мелкому рогатому скоту. В данный момент он, похоже, декламировал стихи:

— Любовь правит миром. Как говорил апостол Павел: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт…»

Тут раздался резкий грохот — обернувшись, Джинни, к своему ужасу, увидела, что Симус вскочил, уронив стул. Он задыхался, на белое, как мел, лицо налипли склеившиеся от пота волосы. Резкий поворот — и Финниган начал торопливо пробираться сквозь сидящих гостей, чуть не сшибая их на землю. Взвыл Рон, которому оттоптали ногу. Симус пробормотал какие-то извинения и кинулся из сада так, словно у него на пятках висели адские гончие Люциуса.

Обернулись даже Сириус с Нарциссой. Джинни слышала шепотки, чувствовала устремлённый на неё цинично-прищуренный взгляд Драко. Она начала пробираться следом, когда кто-то схватил её за запястье.

Гермиона.

— Даже не вздумай, — прошептала гриффиндорская староста.

Гарри рядом с ней оторопел:

— Но, Гермиона…

— Кто-то же должен, — шепнула в ответ Джинни, чувствуя буравящие её взгляды окружающих. — А не то покалечится или ещё что…

Гермиона встала:

— Я пойду.

Даже раздражённые протесты Гарри не произвели на неё впечатления: она покинула церемонию и бегом бросилась к Имению.

Щёки горели, будто ошпаренные. Джинни вернулась на своё место подле матери, мечтая превратиться во что-нибудь маленькое-премаленькое, чтобы исчезнуть с глаз долой. Волшебник, похожий на Аберфорса, но не Аберфорс, прокашлялся и продолжил речь.

— Не волнуйся, детка, — утешающе похлопала её по руке миссис Уизли. — Это же свадьба. На свадьбах мужчины вечно сами не свои.

Джордж за их спинами громко фыркнул. Они с Фредом портключнулись за пару секунд перед началом бракосочетания — усыпанные новообретёнными под белизским солнцем веснушками, распространяющие вокруг запах кокосового рома.

— Да уж, Финниган — это что-то. Я бы даже сказал — нечто, — не внемля суровому взгляду матери, продолжил Джордж.

— Раньше, вроде, за ним такого не водилось, — заметил Фред. — Впечатлительный он какой-то стал.

— Знаешь, Малфой в качестве её кавалера нравился мне больше, — сообщил Джордж.

Миссис Уизли замотала головой так, что цветы на шляпе поникли, как под порывом ветра:

— Пресвятой Мерлин, — простонала она, — типун тебе на язык!..

Джинни сидела на подоконнике в холле на втором этаже — в руке перо, на коленях — чистая тетрадь. В окно было видно, как внизу, в саду, хлопотали домашние эльфы: собирали стулья, уносили цветочные гирлянды — прибирались после бракосочетания.

За дальние деревья закатывалось в багряный пожар солнце.

Джинни вернулась к раскрытой на коленях тетради. Когда исчез Том — исчез окончательно и бесповоротно — она подумала, а не начать ли новый дневник. После того, чем дело закончилось в прошлый раз, на первом курсе, она до ужаса этого боялась. Однако, в принципе, в дневниках нет ничего дурного — тем паче, в дневнике, приобретённом в тихом-мирном маггловском магазинчике. Раз не с кем поделиться своими мыслями, то уж самой-то себе можно довериться.

Правда, всё, что Джинни пока написала, было слово «сегодня».

Она почесала пером лоб, как если б после этого её должно было немедленно осенить, но мозги жужжали и думать отказывались. После церемонии она отправилась в комнату к Симусу, постучала, но ответом стала тишина. Часть её понадеялась, что всё в порядке. Другая часть — поменьше, красная от стыда, — понадеялась, что нет.

— Холст, масло, — удивлённо-насмешливо прозвучало рядом. — «Гений творящий». Что творим?

Драко. Чёрно-белый, как портреты Бердслея, он стоял рядом в парадной мантии и смотрел на Джинни с напускной беспечностью.

— Ничего, — она захлопнула тетрадь.

— Боже. Делала мои наброски в непристойном виде и позах, угадал? Не могу тебя в том винить.

— Ты тут вообще ни при чём, Драко.

— Свежо предание, а верится с трудом, — молниеносное движение руки, и дневник вылетел из пальцев Джинни раньше, чем она успела дёрнуться. Драко мельком глянул на страницу и снова на неё:

— «Сегодня»? Весьма лаконично. Это дневник или симфоническая поэма?

— Придурок, — Джинни потянулась, чтобы отобрать тетрадь. Последовало краткое перетягивание каната, в итоге Драко отпустил её именно тогда, когда Джинни дёрнула: тетрадь выпорхнула в окно, после чего снаружи донёсся звон бьющегося стекла и вскрик.

Драко перегнулся через подоконник:

— Ну и ну. Ты грохнула одну из хрустальных ваз… Ложись!

Он пригнулся и замер под подоконником, дёрнув Джинни к себе.

— Боже… — она задохнулась виной. — А твоя мать не расстроится? Надеюсь, я не сорвала приём?..

— Да не бойся, у нас их дюжины, матери уж точно до этого дела нет: если кто и должен расстраиваться, так это домашние эльфы — вот уж вечно всё в свой адрес принимают… Не поверишь — уже скучаю по дням, когда они, трепеща перед моим отцом, по струнке ходили. А мать начала и оплачивать всякие прожиточные минимумы, и права в придачу дала… И что ты думаешь — тут же от рук отбились: нынче утром один отказался отполировать языком мои ботинки — прикинь?

Джинни завела глаза к небу.

— Я прекрасно знаю — на самом деле ты так не считаешь, — сказала она. — Ума не приложу — зачем тебе нужно постоянно кривляться?

Драко ухмыльнулся:

— А мне нравится, когда ты начинаешь анализировать моё поведение.

Сейчас они стояли на коленях лицом друг к другу, так близко, что Джинни видела светлый полумесяц шрама на его щеке и каждую ресничку — будто металлическую, будто нарисованную серебряным карандашом. Потянись она вперёд — смогла бы его поцеловать. Проще некуда. Отличный способ проститься.

Джинни поднялась, выдернув свои руки из его ладоней.

— Мне нет дела до того, что тебе нравится, — холодно сообщила она и, повернувшись, зашагала по коридору. Она чувствовала спиной его взгляд — этого хватило, дабы заволноваться так, что даже рука чуть дрожала, когда она поворачивала ручку двери своей спальни…