Алисия Дэй - Освобождение Атлантиды

Джастис чувствовал, как его сжимают горячие, влажные ножны Кили, понимая, что она скоро опять испытает блаженство. Он также знал, что ощущение ее оргазма заставит кончить и его самого, а он хотел подождать, побыть в ней подольше, но, словно неопытный юнец, не мог устоять перед приливом наслаждения, которое накатило на него, словно цунами. Он руками обхватил ее бедра, понуждая двигаться быстрее, поднимая свои бедра, чтобы войти членом глубже и сильнее с каждым толчком, пока они не стали одним целым. И так будет всегда, он вовсе не преувеличивал, когда говорил, что ему придется заниматься с ней любовью весь день, чтобы справиться со страхом потерять ее. Только в ее гостеприимном теле он не боялся, что она его оставит.

Она нас никогда не покинет , — сказал Нереид. — А если попытается, мы найдем ее в любом уголке земли.

— Никогда, — прорычал Джастис, входя в нее глубже. — Ты никогда не уйдешь от меня. Обещай мне.

Кили простонала и отпустила его плечи, а потом взяла его лицо в ладони, глядя ему прямо в глаза.

— Я никогда не оставлю тебя, — задыхаясь, пообещала она, ведь он продолжал врезаться в нее, и она была близка к оргазму. — Теперь прекрати выставлять мне тут ультиматумы и просто…продолжай…

Ее тело отклонилось назад, а бедра сжались, когда ее ножны конвульсивно обхватили его член, и она закричала.

— Джастис! Это… о, Боже. Это снова происходит.

Последний толчок, его яйца напряглись, и он взорвался, кончая в нее, находясь так глубоко в ней, что лишь за секунду он успел пожелать, чтобы Посейдон благословил его, и он мог бы подарить ей ребенка. Потом волна накрыла его, сбила с ног, и поток бросил его в водоворот цветов ее души.

Смешение душ охватило их и бросило в бурные, освещенные солнцем моря, а потом они, всё еще крепко обнимая друг друга, вернулись в реальность. На нежной коже Кили показались следы его поцелуев и укусов, и первобытная дикая радость охватила его при мысли, что он отметил ее. Потом он почувствовал раскаяние из-за того, что мог ее поранить. Он поцеловал один за другим местечки на ее шее и груди.

Чувство, которое росло и ширилось внутри него, пока они занимались любовью, поднялось по груди к его горлу, желая свободы. Ему необходимо было сказать те слова, которые рвались прямо из его сердца:

— Кили, mi amara, я люблю тебя.

Она посмотрела на него и рассмеялась, изумив его. Потом обхватила его лицо и звонко чмокнула в губы.

— Джастис, мой большой, сильный воин. Я знаю.

Кили и Джастис не спеша возвращались в деревню, наслаждаясь украденными минутами спокойствия. Он сказал ей, что Элени жаловалась на легкое расстройство желудка, но это было несерьезно, и девочка захотела поспать, так что Кили не чувствовала необходимости спешить.

Вампиры не представляли опасности во время жаркого дня, когда монстрам приходилось уходить под землю. Она, Джастис и жители деревни будут готовы к их появлению вечером, но лишь часа два они оба хотели бы насладиться спокойствием. Отряд паранормального управления должен был, наконец, прибыть утром и отвезти жителей в безопасное место.

Рубашка Джастиса доходила ей до колен, поэтому они шли к ручью, надеясь найти ее одежду. Или, точнее, Джастис шел к ручью, держа ее, так как он не желал, чтобы она не поранила ноги. Кили разрывалась между удовольствием и раздражением, вызванным его стремлением защищать ее, но поняла, что атлантийский воин, проживший столетия, так просто не отступится. И хотя она любила спорить, но в этот раз не собиралась особенно потому, что ей нравилось прикасаться щекой к его обнаженной груди.

Она превращается в гедонистку, но ее это совсем не волновало. Интересно, что бы на это сказал доктор Кунц?

Она рассмеялась, и Джастис остановился.

— Что смешного?

— О, это очень долгая история, и она о человеке, который в любом случае не важен. Но я, правда, очень надеюсь, что Мария оставила одежду у ручья.

— Мне ты нравишься в моей рубашке. Я думаю, что тебе всегда стоит носить лишь мои рубашки, — сказал он, судя по его низкому голосу, он веселился, снова пускаясь в путь.

— Я не сомневаюсь в этом, хотя не хочу возвращаться в деревню лишь в твоей футболке. И хотя все уже считают меня твоей женщиной, давай лишь скажем, что я — не эксбиционистка.

— Это хорошо, потому что мне пришлось бы убить любого мужчину, который увидит тебя обнаженной, а Конлану не понравится, если я убью потенциальных союзников, — спокойно ответил он, и она не могла сказать, пошутил ли он или нет.

— А ты…

Но он жестом оборвал ее.

— Ручей прямо за теми деревьями. Я слышу, как разговаривают Алехандро и Мария. Я надеялся, что они уже ушли. Дай, я тихонько подберусь и заберу твою одежду и обувь.

Он аккуратно опустил ее, потом поцеловал ее, отступил и превратился в сверкающий туман. Ее глаза изумленно расширились. Она никогда не перестанет удивляться тому, как он это делает, даже увидев подобное миллион раз. Это было так волшебно и красиво, что она затаила дыхание.

Минуты не прошло, как он вернулся, радужная тучка несла ее одежду и обувь, которые каким-то образом удерживались на поверхности тумана. Он отдал ей одежду, потом превратился. На долю секунды его тело было окутано ярким светом, словно нимбом. И она перестала дышать при виде такого чуда.

— Что, черт возьми, не так с этим мужчиной? — пробормотал он, вернув ее с небес на землю.

— Что ты имеешь в виду?

— Они всё еще делают это, — с отвращением отвлечил он.

Она рассмеялась, прикрыв рукой рот, чтобы ее не услышали Мария и Алехандро. — Что с этим не так?

— Ничего, — проворчал он. — Одевайся.

Она сняла его футболку через голову и протянула ее ему, потом натянула белую юбку и фестонную красную блузку, которые ей предоставила Мария, пытаясь понять, почему он так расстроен.

Внезапно он моргнула:

— Ты ревнуешь?

— Что? Не смеши меня! Ревную к чему? — прорычал он.

— Что у Алехандро такая… выносливость, — предположила она, стараясь сохранить серьезное лицо. — Тебе не стоит из-за этого волноваться, милый. Всё-таки, ты старше его на несколько столетий. Говорят, что первым слабнет…

Он прищурился:

— Это не так забавно, как ты думаешь, женщина.

Она усмехнулась.

— О, да, так и есть. Ты бы видел выражение своего лица.

— Я не завидую ни человеческой сексуальной силе, ни чему-либо другому!

Ужасная гримаса отрицания на его лице заставила ее рассмеяться сильнее. Когда она, наконец, успела отдышаться, она успокоила его.

— Знаешь, наверное, они долгое время шли к этому. Мария говорила, что Алехандро прежде считал ее лишь ребенком. Я уверена, что всё изменилось, когда он увидел ее в мокром белье.

— Что? — удивленно сказал он, сведя брови вместе. — А что с ней такое?