Катерина Шишканова - Крылья ангела

…и Семаргл, охранитель побегов и зеленей, воплощение священной семёрки славянских богов, лучший друг и собрат…

Все они, жившие века и тысячелетия назад, исчезли, развоплотились и ушли в непроглядный мрак. Те, у кого не хватило смелости и решительности, отреклись от имени и стали безликими жителями Геенны, оставаясь на самом дне вулкана или выгребаясь к берегам, топя на своём пути не слишком расторопных. Как Молох. Как я.

— Да. А ещё выставить вон за двери, — безжалостно добил "друг". Я не разворачиваясь угостила его небольшой ветвистой молнией. Послышался протестующий треск ткани и в воздух взметнулось облачко изжарившихся на лету перьев. Потянуло сладковато-противным запахом палёного.

— Надеюсь, это твои крылья?

Но наученный горьким опытом и долгими годами общения, он прикрылся подушкой.

— Не дождёшься. Это подушка твоей хозяйки. Старушка будет рада узнать, что за два месяца у неё пропала девятая по счёту, — мерзко хихикнул светлокрылый.

И за что я его терплю? Не в силу же внезапно вспыхнувшей дружбы, в самом деле?! И не в силу долга. Не моего, по крайней мере. Я предпочитаю ни от кого не зависеть и быть хозяйкой собственной судьбы. А вот Агат…

…когда на тебя сверху валится обугленная туша и ни с того, ни с сего сыпятся молнии со всех сторон, совсем нет времени хоть что-нибудь сообразить. И не поймёшь — ангел это или демон, из последних сил слаживает поломанные крылья и безмолвно просит пощады. Или смерти.

Возможно, я бы и выполнила его просьбу — свернуть тонкую шейку не так уж и проблемно, особенно, если учесть, что его светлую ипостась я всё же сумела разглядеть. Но в тот миг на нас сверху спикировали трое и предварить в жизнь своё решение я не успела, как и сообразить хоть что-нибудь. Просто разорвала на клочки нахалов, дерзнувших по неведению поднять на меня когти, благо к тому моменту у меня уже был достаточный уровень силы и преобразований, так что особой выволочки за самоуправство мне не устраивали. Просто на какое-то время затормозили карьерное продвижение.

А потом однажды ангел возник у меня на пороге, невесть как разузнав мой земной адрес и вот уже семьдесят с лишком лет морочил мне голову своим присутствием. Убить его я не могла, ибо по собственной глупости вляпалась с ним в одну и ту же лужу, а долги в наших сферах имеют первостепенное значение, затрагивая не только честь, но и сами сущности, выгнать не получалось, а рассказать начальству, чтоб они в высших советах расторгли связывающие нас с Агатом путы, не решилась — общение с противоположной стороной не приветствовалось и я даже не представляла, что начнётся, если ТАМ узнают о столь оригинальной связи.

А вот Агат нисколечко от нашего общения не страдал, обжился, обнаглел и принялся меня поучать. Смотрелось это особенно забавно, если учесть нашу с ним возрастную категорию: ему едва стукнула вторая сотня, мне почти перевалило за пятнадцать веков. А возможно, и перевалило. Не помню. Единственное яркое воспоминание, не стирающееся с годами, а скорей даже наоборот всё чётче отпечатывающееся на изнанке сознания — правление проклятой княгини Ольги, принёсшей на наши земли христианство и изжившей языческих богов.

Все без исключения хозяйки, у которых я в разное время снимала комнаты, первоначально принимали его за моего жениха или парня в зависимости от времени, веяний моды и их развратных старушечьих умов. Но каждой из них Агат читал нудную вдохновенную лекцию на тему прелюбодеяний и любви к ближнему, после чего ни одна кочерыжка не дерзнула искривить губы в похабной улыбке, условно обзывая его моим братом или другом и каждый раз вздрагивая при воспоминании и двухчасовом монологе светленького.

— Ты чего молчишь? — ангел извернулся в воздухе и упал с кровати на все четыре конечности, ловко увернувшись от очередной молнии.

— Задумалась.

— О чём?

— Как мне тебя отсюда вытравить.

— Устала, ляжешь отдыхать? — голубоглазый сопляк хитро прищурился, прекрасно понимая, что его присутствие меня никогда не смущало. Иногда скорей даже наоборот — была у меня поначалу милая привычка ходить нагишом по квартире, вытуривая докучливую личность. Надоел до колик в животе — разделась и пошла гулять по комнатам. Первых полгода это средство действовало безотказно — Агат краснел, бледнел, заикался и растворялся в считанные секунды, оставляя по себе лишь позорный запах чайной розы, но потом видимо кобелиное начало взяло верх или мальчик немного повзрослел, потому что исчезать он стал все медленнее и с большой неохотой. А однажды так и остался сидеть, бесстыже любуясь моими стройными длинными ногами и невозмутимо поедая арахис в шоколаде.

— Отдохнула, полечу работать, — отбрила я.

…Вечер выдался пасмурным и мрачным. И господин Паяц, как личность творческая, а соответственно и подверженная депрессиям, тихонько чах над очередным холстом в своей мастерской, когда я поскреблась в его квартиру. Поскольку время было позднее, и порядочных людей в такое время по гостям не носит, Богдан не слишком спешил открывать дверь, а посмотрев в глазок окончательно уверился, что подкатывал на своей тележке зря. Радушием хозяин тоже не светился, мрачно буркнув положенное приветствие и тут же полюбопытствовал по какому, собственно, вопросу я припёрлась в столь поздний час и надолго ли задержусь.

Поведав душещипательную историю о сломавшемся неподалёку рыдване и панической боязни темноты, я скромно попросилась хотя бы позвонить в службу вызова такси. Отказать он не посмел, к тому же я действительно выглядела жалко — мокрая, как мышь, с осунувшимся лицом и мешками под глазами, продрогшая, вся в пупырышку и с дробным цокотом зубов. Посмотрела б я на других, отмахавших крыльями полстраны под проливным дождём на высоте в несколько тысяч метров, в добавок чуть не столкнувшаяся с пассажирским авиалайнером и поломавшая ноготь!

— Может, вам хотя бы чаю выпить? — глядя на мои вполне естественные безуспешные попытки набрать номер наконец сжалился заносчивый художник.

— Спасибо, я в прошлый раз обпилась, — буркнула я, втайне радуясь, что план удался. Силы хаоса, на какие только жертвы не пойдёшь, лишь бы выполнить задание! Особенно такое строптивое.

— Сами грешны, — невозмутимо заметил Богдан. — Я не привык к общению с людьми, особенно с такими беспринципными. Не удивительно, что вы ошеломили меня своей бестактностью.

— То есть, я ещё и виновата? — аж не поверила я.

Художник насупился. Я тоже скрестила руки.

В своей богатой на события и года жизни я встречала немало упёртых типов, но не один из них не интриговал меня своим необычным поведением и отношением, как этот. Впрочем, вру: был ещё один, точно такой же заносчивый и высокомерный, не утруждающий себя прогибаниями под мою светлость. Он давно исчез, предпочитая развоплощение постыдному существованию в демонском обличье и я уже стала забывать, как он трепал мне начальственные нервы. И вот гляди ж ты, нашёлся его достойный преемник.