Катерина Шишканова - Крылья ангела

Причём в самом прямом смысле: голова кружится и глаза на лоб лезут. Ещё чуть-чуть и из носа…

— У тебя кровь из носа идёт! — неожиданно всполошился Богдан, а я с удивлением почувствовала, что больше не в силах стоять и рухнула к ногам поганого малевателя.

Как ему вообще удалось выволочь моё бесчувственное тело из мастерской и уложить на диван, понятия не имею. Впрочем, с детства прикованный к инвалидному креслу, Богдан наловчился делать всё. Хотя сомневаюсь, что раньше ему попадались столь малохольные девицы. Прибывший таксист был обруган и без всяких на то оснований выгнан вон. С одной стороны это льстило, обо мне переживают — следовательно, заботятся, а значит за один вечер мне удалось продвинуться даже не на шаг, а на целую милю. С другой — с утра наши синоптики обещали переменную облачность, а это весьма чревато.

Тем не менее уходить я никуда не собиралась — слишком бы это странно выглядело: бледная словно упырь девица, только что валяющаяся ногами кверху и с обляпанным кровью лицом, вскакивает и бодрым галопчиком на ночь глядя ретируется из столь радушной квартирки, так вежливо предоставляющей свои услуги. Естественно, как только меня вытащили из мастерской и пагубное влияние тех жалких икон закончилось, я мигом очнулась и почувствовала себя вполне здраво. Кровь мгновенно свернулась, судороги прекратились, а рвущийся наружу звериный металлический рык — неконтролируемая часть моей тёмной сущности — застрял на полпути, не перепугав не готового к подобному человека.

Облегчённо вздохнув и украдкой вытерев пот со лба, я с удивлением отметила, что действительно рада этому обстоятельству.

Утро не задалось. Отчасти потому, что наши чёртовы (собственно, каковыми они и являлись) синоптики как всегда напортачили, ибо солнце не просто "вышло из-за тучки", как в знаменитой детской считалочке, а полностью изжарило всю облачную завесу, оставив меня без единого шанса на безопасное продвижение. Но в основном из-за некой светлокудрой красотки, бесцеремонно вломившейся ко мне в спальню, любезно предоставленную хозяином. Девица скользнула по мне стерильным взглядом пронзительных голубых сапфиров, неодобрительно поджала губки и принялась смахивать метёлочкой пыль с серванта.

В общем-то её неодобрение я очень даже понимала: мне бы тоже не понравилось, если бы на мою территорию запёрлась какая-то плешивая шавка из противоположной организации и стала нагло качать права, развалившись в хозяйской постельке. А то, что она из "конторы", я вычислила сразу — меня не обманешь напускной человеческой аурой и нарочито небрежными движениями "профессиональной уборщицы". Верховный ангел из высшей касты, причём не чета мне — судя по всему, работала она здесь долго и основательно, раз успела втереться в доверие к нелюдимому Богдану, но её присутствия раньше я не заметила. А вот она моё вычислила на раз — это её укоризненный взгляд свербил лопатки весь вечер, наверняка пришла в очередной раз "на уборку" и почуяв неладное выставила свою защиту. Будь на моём месте кто-то менее подготовленный и ей-ей одни бы тапки остались с кучкой пепла. То-то наши её не засекли. Но я-то, дура, тоже хороша! Поверила на слово, не проверила, не удостоверилась, а как последняя соплячка сунула башку в пасть к тигру. Хорошо хоть самозащита на должном уровне. Правда, блоки я выставляла на освяченую дверь, но хоть что-то. Впрочем, от этой кумушки, если бы она захотела, меня бы не спасло даже "слово Господне", когда-то так вдохновенно декламируемое циником Мелькартом.

Мы шли вниз, обрастая грубой корой презрения и толстокожести. Чем больше перевоплощений, тем сильней защита, тем меньше влияния солнца и всяких религиозных штучек вроде ладана и Святого писания. И тем темнее крылья. У демонов высшей иерархии крыльев как таковых вообще не существует — сплошные клоки тьмы, словно мёртвые дыры, засасывающие души неосторожных грешников, рискнувших скользнуть по ним взглядами.

Они же подымались вверх, накачиваясь всепрощением и любовью ко всему живому. Соответственно и крылья их превращались в сгустки света, всепроникающие и всеобъемлющие материнской заботой. Так вот, этой красе голубоглазой до таких вот сгустков оставалось всего лет десять, если не меньше — контуры перьев разъелись от слепящего даже сквозь человеческую ауру света, у меня непроизвольно заслезились глаза и закружилась голова. А ещё через век-другой она наловчится их маскировать да так виртуозно, что не пробьёшь не одним демоническим суперзрением — обычный ангел, середнячок с серенькими обсмаленными крылышками, такая же мелочь, как и наши черти-надзиратели. Вот тогда-то они и входят в силу, выжигая уже не мелкокалиберную шелупонь вроде нас с Лилит, а охотясь на крупную рыбку, такую, как Молох. Но в отличие от своих менее просветлённых собратьев, вроде того же Агата, эти перцы никогда с нами особо не церемонились, испепеляя во славу своего Бога по двое-трое за раз. И никаких угрызений совести по поводу загубленных душ, если на их сиятельном пути появлялись грешники — в искупление грехов, как и в искреннее раскаяние, они не верили, а, может, просто разучились к моменту посвящения в высший сан. Правда, умирали тоже не прося о пощаде, только презрение на изуродованных слепящим светом прекрасных лицах. Вот это влипла — архангел собственной персоной. Ёлы-палы, сколько лет, сколько зим?..

Как я не боялась, разбираться со мной в доме "божественного" иконописца эта деваха не стала. Лишь предупреждающе прищурила глаза, когда в спальню вкатилась инвалидная коляска, нагруженная Богданом, подносом с завтраком и зашкаливающее хорошим настроением. Сама-то она разглядела мою истинную сущность куда как быстрее, даже не удостоив взглядом видных только ей тёмно-серых контурных перьев и кожистых наростов на сгибах. Хотя, пожалуй, шипы в основании её всё же заинтересовали. Правильно, милочка, не следует недооценивать врага, а подобные милые сюрпризы подпортили в своё время не одну светлую шкурку слишком самоуверенных воителей. В конце концов гордыня — это тоже грех и не стоит впадать в крайности. А вот ещё одно-два преобразования и тогда я обзаведусь несколько иными "колючками" — растроенными и выделяющими трупный яд.

Богдан весело трещал о чудесной погоде, утреннем кофе и ещё какой-то ерунде, потом представил нас друг другу: белобрысую, как свою уборщицу, меня — хорошей приятельницей, милой, доброй и понимающей толк в искусстве. Угу, "уборщица" была очень рада, услышав весьма лестный отзыв в мой адрес и скомканное "премилая девушка, помогает мне на добровольных началах и вообще замечательный человечек" в свой.

— Рая, — недовольно засопев изящным римским носиком, представилась она.