Элли Маккей - Горец в её постели

Естественно, он не стал бы горевать.

И по понятным причинам. Так что, прищурившись, он глядел на нее, не чувствуя ни капли жалости.

На самом деле, он почти насмешливо гикнул.

Только Макдугалл может быть настолько безрассудным, чтобы спускаться по предательским ступеням, надев подобную нелепую обувь.

Если эти непрочные черные штучки вообще можно назвать обувью.

– Дьявол ее забери, – кипятился он, хмурясь ей в спину.

Даже у ее собаки ума больше.

Несчастное животное, Бен, как узнал Алекс, отказывался следовать за ней через щель в стене парапета. Но пес не ушел с дорожки на стене. Вместо этого, он расположился перед одной из амбразур и пристально наблюдал за ведьмой.

Пес просто не сводил с нее глаз.

Но что еще хуже, несколько раз взгляд его подслеповатых глаз останавливался на нем. Один раз он даже махнул своим пушистым хвостом – пока Алекс не посмотрел на него в ответ.

Вот и сейчас он уставился на Алекса, но тот не обращал на собаку внимания, а, стиснув зубы, наблюдал за хозяйкой этой скотины. Когда-то, в другой жизни, он любил собак. У него даже была одна, особенная. Рори следовал за ним в каждое сражение и отдал свою жизнь, защищая жизнь Алекса.

Но теперь он избегал собак.

Было слишком больно, когда их короткие жизни заканчивались, а он жил дальше.

Нелегко было осознавать, что многие собаки теперь боятся его. И то, что именно пес Макдугаллов оказался одним из нескольких за многие столетия, кто выказал к нему свой интерес, раздражало до крайности.

Не смотря на то, что в этом старом животном было что-то от Рори, отчего у Алекса щемило сердце, а это ему совсем ни к чему.

– Оставайся там, – предупредил он Бена, когда тот направился к нему. – Я не хочу знаться с тобой.

И с твоей хозяйкой, этим чертовым отродьем .

Последнего он не произнес, потому что доверчивые карие глаза собаки лишили его возможности плохо говорить об этой девке в пределах слышимости животного.

– Будь проклят Колин Макдугалл и все дни в этом месте, – прорычал он, поражаясь, почему таким негодяям всегда так дьявольски везет.

И из всех Макдугаллов, с которыми он сталкивался, она была худшей. Огненноволосая девчонка имела лицо ангела, рот торговки рыбой и тело сирены.

А ее душа была чернее, чем задница ведьмы.

Но еще больше раздражало, что эта девчонка с изящным телом чувствовала, что он смотрит на нее. Сейчас, в этот самый момент. Почему еще она так неприлично дергает бедрами, если не задумала лишить его присутствия духа?

Или заставить быстро стать таким же твердым, как гранит, от страстного желания обладать ею? Глубоко утонуть в ней, погружаясь в сочный женский жар и выходя обратно, пока не будет удовлетворена ее страсть и каждое ее самое неприличное желание.

Не говоря о его собственном.

– Будь проклят влажный жар женщины и соблазн ее тугого, бархатного… очарования. – Алекс прошипел эти слова, прижимаясь руками к холодному, шероховатому камню зубца. – Я-не-хочу-эту-волчицу-Макдугаллов.

– Ты так утверждаешь, – пропел позади него знакомый голос. – Но, может, ты забыл самые простые принципы благородного человека? Или тебя не беспокоит, если девушка потеряет опору и полетит прямиком к смерти?

Алекс резко развернулся. Хардвик де Стадли стоял не далее, чем в двух шагах, с фальшивым страданием на своем красивом лице.

– Девушка? – Алекс почти подавился. – Клянусь, что эта шлюха не знает значения этого слова.

– А ты откуда знаешь? – Хардвик прищелкнул языком. – Некоторые сказали бы, что ты осуждаешь ее слишком энергично, мой друг.

– Кх-м-м, – прочистил Алекс горло и прищурился. Он не станет унижать себя комментариями на это смехотворное замечание.

Он удовлетворился презрительным хмыканием.

Потом перекинулся на проблему друга. Из-за ночных авантюр у Хардвика совсем размягчились мозги, и это было по-настоящему грустно.

Алекс обладал более прочным характером.

И сдержанностью.

На него не повлияют вихляния и покачивания круглой, красивой попки. Или дразнящие подпрыгивания пышных грудей. Полных, с жесткими сосками Макдугалловых сисек, наполненных, как он был уверен, ядом – если он будет достаточно глупым, чтобы пососать их!

А вот Хардвик, казалось, был готов испробовать ее соски и даже больше.

– Ах-х-х, искупаться бы в этих локонах, – объявил этот гад со вздохом удовольствия. – Погрузиться в…

– Ты хуже, чем олень во время гона. – В Алексе вспыхнула горячая искра гнева. – Нет, целых двадцать озабоченных оленей, – добавил он, проследив за взглядом друга.

И немедленно пожалел о своей глупости.

Эта распутница стояла к ним в профиль, на середине каменной лестницы. Она расколола волосы, позволив им упасть вокруг плеч блестящими медными волнами. Что еще более возмутительно, она запустила руки в сверкающие локоны, позволив шелковым прядям струиться сквозь пальцы, как чистое золото.

Потом, словно зная о своих зрителях, она снова закрепила волосы с медлительностью, безусловно нацеленной на совращение. И свою работу она сделала хорошо. Каждое осторожное движение ее пальцев заставляло ехать вверх ее тесный, как ножны, топ, оголяя упругую, кремовую кожу. Святые угодники, даже ямочка ее пупка выглядела бесстыдной и распутной!

Алекс застонал.

И выдохнул богохульство.

Ее остальная одежда мало что оставляла для воображения. Черный тонкий материал топа неприлично облегал груди, ясно демонстрируя их спелость, а прилипшие к телу брюки привлекали внимание к чувственному изгибу бедер и округлой, хорошей формы попке.

Самой сладкой, какую он когда-либо видел.

Он тот час же вспомнил, как бросал взгляды на рыжие завитки между ее бедер, как ее ступня двинулась вверх по ноге, давая ему лучший обзор. Сердце Алекса медленно забилось, во рту пересохло, и все тело натянулось.

Он отказывался признавать свое состояние.

Он предпочел бы умереть второй раз, чем позволить этой шлюхе Макдугалл пробудить в нем страсть.

К счастью, заливистый смех охладил его желание.

– Ха, Дуглас, да ты – развратник! – Хардвик с силой хлопнул его по плечу. – Твоя нужда написана на тебе. Возможно, теперь ты ответишь на мой вопрос?

Игнорируя его, Алекс смотрел на край парапета, глядя, как девушка достигла основания ступеней. Он дождался, когда она исчезнет за изгибом утеса, и развернулся к другу.

Сложив на груди руки, он принял самый свирепый вид. Ему было понятно, какой вопрос имел в виду Хардвик, и он не собирался отвечать на него.

Даже себе.

– Не думай, что твое молчание одурачит меня, – развлекался Хардвик. – Мы с тобой делили слишком много женщин. И ты никогда не лишал меня удовольствия посмотреть на обнаженную грудь хорошенькой шлюхи.