Luide - Любовь до гроба

Она подняла взгляд.

— Вы всегда так поступаете? — пытливо спросила госпожа Чернова. — И вас нисколько не беспокоит, что я в вашем присутствии стращала добропорядочного горожанина?

— В данном случае цель вполне оправдывает средства, — пожал плечами господин Рельский. — И я более чем уверен, что вы никогда не осуществите свою угрозу. Откровенно говоря, — вдруг усмехнулся он, — я для острастки собирался кое-чем ему пригрозить, но вы управились сами.

От неожиданности София широко раскрыла глаза и рассмеялась.

— Что ж, благодарю за заступничество, — весело произнесла она, будто воочию ощутив, как с сердца свалился тяжелый камень, и добавила уже серьезно: — Я очень рада, что вы мой друг!

Мировой судья улыбнулся ей в ответ, помог встать и усесться в экипаж.

Они оставили коляску и направились пешком к дому госпожи Дарлассон. По дороге господин Рельский рассказывал молодой женщине необыкновенно забавную историю, которая произошла с ним еще в его бытность барристером, но веселость его отчего-то казалась Софии напускной.

Наконец прогулка завершилась у двери библиотеки. Вечер уже подкрался на мягких лапках и собирался вот-вот накинуть на город прохладную шаль сумрака. Соль откровенно зевала у самого края небосвода, готовясь отойти ко сну. Ее розовое одеяние предвещало, что следующий день будет ясным, впрочем, как обычно и случалось на Бельтайн.

Госпожа Чернова тихонько вздохнула, вид библиотеки навевал воспоминания и оживлял былые надежды.

Тем временем мужчина уже стучал в дверь. Им открыл слуга, который поведал, что госпожа Дарлассон отправилась на прогулку в сад, и посоветовал искать ее в западной беседке, где хозяйка имела обыкновение проводить погожие вечера.

Гости решили прервать отдых почтенной гномки и направились на розыски. По счастью, госпожа Чернова прекрасно знала окрестности, а потому им не составило труда добраться к искомой альтанке.

Ажурное сооружение, увитое плетистыми розами и диким виноградом, располагалось на небольшой полянке, окруженной каштанами и яблонями. Гадалка любила это уютное местечко, хотя редко здесь бывала.

Однако в этот раз милое очарование сада было грубо нарушено.

Взглядам нежданных посетителей предстало зрелище, столь нелепое, что Софии захотелось протереть глаза.

У самого входа в беседку на земле лицом вниз распростерлась госпожа Дарлассон, возле которой стоял на коленях господин Нергассон. Кузнец не сводил застывшего взгляда с неподвижной гномки, а чуть поодаль валялся молоток, запачканный чем-то красным…

Молодая женщина почувствовала дурноту и покачнулась. Она прижала пальцы к губам, силясь сдержать крик. Взгляд с пугающей четкостью выхватывал детали: небрежно отброшенный молоток; неестественно белое лицо господина Нергассона; справа от него — оброненный букет еще свежих полевых цветов…

Именно трогательные цветочные головки стали последней каплей — госпожа Чернова закричала, все так же прижимая ладонь ко рту, будто пытаясь затолкать крик обратно.

Этот звук, видимо, привел кузнеца в чувство. Он заполошно оглянулся, дико посмотрел на них и закрыл лицо руками…

Все смешалось в саду. Прислуга, всполошенная воплем, суматошной толпой ринулась к ним. Мировой судья владел собою куда лучше и принялся командовать, давая молодой женщине несколько оправиться.

Госпожу Дарлассон (живую, к всеобщему немалому облегчению) перенесли в спальню, послали за доктором Вериным и полицией… Словом, в библиотеке воцарилась суматоха.

Кузнец так и не промолвил ни слова, безропотно последовав за инспектором Жаровым. Видимо, он находился в глубочайшем потрясении от содеянного…

Господин Рельский, демонстрируя незаурядное хладнокровие, отдал все необходимые распоряжения и подхватил госпожу Чернову на руки, поскольку она была не в силах идти.

Он через плечо велел подать вина и ароматических солей и отнес молодую женщину в гостиную. Мировой судья осторожно усадил ее в кресло и остановился рядом, хмурясь. Она тихо плакала, чуть раскачиваясь и по-прежнему прижимая ладонь ко рту.

По счастью, дамские слезы его отнюдь не пугали: обитая в одном доме с выводком сестер и вздорной матерью, он давно сжился с перепадами их настроения и капризами.

На цыпочках вошел слуга, по-простецки шмыгнул носом и поставил на стол поднос со штофом вина и стаканами.

Господин Рельский проводил его взглядом, отметив про себя, что челядь почтенной госпожи Дарлассон питала к ней очевидную любовь и теперь пребывала в унынии от случившегося. Слуга выскользнул за дверь, а мировой судья налил вина и повернулся к гадалке, обнаружив, что она остановившимся взглядом смотрит на графин с вином и пуще прежнего заливается слезами. Мужчина непонимающе взглянул на нее и подошел поближе.

— Выпейте это! — предложил он мягко, как обычно говорят с малыми детьми, пытаясь вручить ей стакан.

— Нет, — пробормотала она, вжалась в спинку кресла и протестующе выставила вперед скрещенные руки. — Кровь, кровь!

Мировой судья вновь с недоумением посмотрел на злополучное вино, нахмурился и лишь потом понял: напиток имел густо-красный оттенок, и, видимо, напоминал госпоже Черновой недавнюю сцену в саду.

Господин Рельский поспешно отставил стакан и остановился в раздумье, молча глядя на плачущую Софию.

Нюхательных солей в доме госпожи Дарлассон не водилось — гномка презирала подобные снадобья. Уговоры и утешения не помогали, казалось, она их вовсе не слышала.

Решившись, мужчина шагнул вперед, осторожно поднял госпожу Чернову из кресла и вдруг несколько раз с силой встряхнул.

Ошарашенная София уставилась на него, разом прекратив плакать.

— Вам лучше? — поинтересовался он негромко.

Молодая женщина возмущенно вскинулась, но господин Рельский смотрел на нее с такой заботой и состраданием, что она проглотила сердитые слова и молча кивнула.

— Вот и славно, — чуть-чуть, уголками губ улыбнулся он и, протянув руку, осторожно вытер ладонью ее мокрые от слез щеки.

Будто зачарованная, София безотрывно смотрела в его потемневшие глаза, не в силах отстраниться и разорвать слишком интимное касание.

Неведомо, чем бы это закончилось, однако тет-а-тет прервал доктор Верин, который весьма кстати закончил обследование госпожи Дарлассон и поспешил доложить обо всем мировому судье (к немалой досаде последнего).

— Как она? — спросил господин Рельский, когда доктор уселся в кресло и взял неоцененный госпожой Черновой стакан вина.

Господин Верин, мужчина весьма внушительной комплекции и добродушного нрава, с видимым удовольствием пригубил напиток и отмахнулся:

— Думаю, все будет хорошо. Пациентка пока не очнулась, но самого страшного удалось избежать. Вероятно, несколько дней госпоже Дарлассон придется провести в постели, но за ее жизнь можно не опасаться.