Ками Гарсиа - Прекрасная тьма

Видение Сарафины растворилось в теле Ридли, и она засветилась желтым светом — ее кожа, волосы, глаза. Свет был таким ярким, что у нее совсем не было видно зрачков. Даже в темноте леса мне пришлось прикрыть глаза. Голова Ридли, как у марионетки, дернулась вверх, и она заговорила:

— Моя сила растет, и скоро над нами будет Семнадцатая Луна, вызванная из времени, что под силу только матери. Я решаю, когда сядет солнце. Я переместила звезды для моего ребенка, и она выберет Призвание и присоединится ко мне. Только моя дочь могла закрыть Шестнадцатую Луну, и только я могу вызвать Семнадцатую. Таких как мы больше нет ни в одном из наших миров. Мы начало и конец, — тело Ридли упало на землю как пустой мешок.

Светоч прожигал мой карман. Я надеялся, что Сарафина этого не почувствует. Я вспомнил его свечение — Светоч пытался предупредить меня. Мне стоило обратить внимание.

— Ты предала нас, Ридли. Ты перебежчик. Отец не такой всепрощающий, как я, — отцом, о котором говорила Сарафина, мог быть только один человек — родоначальник Равенвудской линии инкубов, отец, с которого все началось.

Абрахам.

Голос Сарафины гремел над ревом пламени:

— Ты будешь осуждена, но я не откажу ему в удовольствии. Ты была под моей ответственностью, а теперь ты мой позор. Думаю, будет уместно оставить тебя здесь с прощальным подарком, — она подняла руки высоко над головой. — Раз ты так стремишься помогать этим смертным, с этого момента ты будешь жить и умрешь как одна из них. Твои силы вернулись к Темному Огню, из которого они были рождены.

Ридли взметнулась вверх и закричала, ее боль эхом понеслась среди деревьев. А потом все исчезло: упавшие деревья, огонь, Сарафина — все. Лес был таким, как за несколько минут до этого — зеленым и темным, с дубами, соснами и черной землей. Каждое дерево, каждая ветка снова были на своем месте. Будто ничего и не случилось.

Лив поила Ридли водой из пластиковой бутылки. Лицо Лив все еще было измазано в грязи и крови, но, кажется, у нее все было в порядке. Ридли же была белой как привидение.

— Это была невероятно сильная магия. Видение, способное овладеть Темным Магом, — Лив покачала головой. Я коснулся крови над ее глазом, и она поморщилась, — и при этом накладывать заклинания, если то, что она сказала о силах Ридли, правда, — я с сомнением посмотрел на Ридли. Было трудно представить ее без ее дара убеждения. — В любом случае, Ридли не будет в полном порядке, по крайней мере, еще некоторое время, — Лив полила клочок своей футболки водой и вытерла лицо Ридли. — Я не понимала риска, на который она шла, когда шла сюда. Вы, должно быть, очень ей все небезразличны.

— Не все мы, — сказал я, пытаясь помочь Лив поднять Ридли. Ридли поперхнулась водой и вытерла рот, размазывая розовую помаду. Она выглядела как чирлидер, которая пользовалась слишком большим успехом на задворках школьной ярмарки. Она попробовала заговорить:

— Линк. Он…?

Я опустился на колени рядом с ним. Упавшая на него ветка исчезла, но Линк все еще стонал от боли. Невозможно было поверить, что он пострадал, так же как и все мы, ведь не осталось ни следа того, что здесь случилось, никаких упавших деревьев, и все ветки были на месте. Но рука Линка была фиолетовой и раза в два больше, чем обычно, и его брюки были разодраны.

— Ридли? — Линк открыл глаза.

- Она в порядке. Мы все в порядке, — я разорвал его штанину еще дальше. Из колена шла кровь.

Линк выдавил из себя смешок:

— На что уставился?

— На твою рожу, — я наклонился над ним, проверяя, смогут ли сфокусироваться его глаза. Похоже, он будет в порядке.

— Ты же не собираешься меня поцеловать?

В тот момент я чувствовал такое облегчение, что едва этого не сделал.

— Чмоки-чмоки.

В ту ночь мы спали в лесу между корнями огромного дерева, громаднейшего из когда-либо виденных мной. Колено Линка было замотано моей запасной футболкой, а его рука была на перевязи из куска моей Джексоновской толстовки. Ридли лежала с другой стороны дерева, широко открытыми глазами глядя в небо. Смотрела ли она сейчас в небо смертных? Она выглядела измотанной, но вряд ли она смогла бы заснуть.

Интересно, о чем она думает? Жалеет ли, что помогла нам? Действительно ли Ридли потеряла свои силы?

Каково это чувствовать себя сейчас смертным, когда ты привык быть кем-то еще, кем-то б о льшим, если ты никогда не чувствовал «бессилие человеческого существования», как в прошлом году выразилась миссис Инглиш. Она говорила о «Человеке-невидимке» Герберта Уэллса, но сейчас Ридли и казалась невидимкой.

Мог ли ты быть счастлив, если бы проснулся и внезапно стал таким же, как все?

Была бы Лена счастлива? Это то, на что была бы похожа жизнь со мной? Разве Лена еще недостаточно жертв принесла ради меня?

Как и Ридли, я не мог уснуть, но и желания смотреть в небо у меня не было. Меня интересовало содержимое блокнота Лены. Часть меня понимала, что это вторжение в ее частное пространство, но я также знал, что там, в этих измятых страницах, может быть что-то, что могло бы помочь нам. Примерно через час я убедил себя, что чтение ее блокнота послужит благим целям, и открыл его.

Сначала было трудно читать, так как мой сотовый телефон был единственным источником света. Но стоило привыкнуть, как тут же в глаза бросился Ленин почерк между синих строчек. Я не раз видел знакомое начертание букв за последние месяцы после ее дня рождения, но не думаю, что когда-либо смогу привыкнуть к нему. Это был слишком резкий контраст с девичьими завитушками, которыми она писала до той ночи. Я очень удивился, увидев записи в блокноте, ведь многие месяцы я наблюдал только фотографии надгробий и черные орнаменты. Узоры Темных Магов, такие как были нарисованы на ее руке, украшали поля блокнота. Но первые несколько страниц были датированы всего несколькими днями после смерти Мэйкона, и тогда она еще писала.

Пустолюдные дни и ночи / все того же то больше, то меньше боюсь, страх (и сильный и слабый)/ жду, что правда задушит меня во сне/ если когда-нибудь смогу уснуть в страхе, что боюсь то больше, то меньше.

Я понимал смысл слов, потому что она всегда так писала. Страха нет и от этого еще страшнее. Как будто ей нечего было терять, но она боялась потерять это ничто.

Я пролистал немного вперед и остановился, когда на глаза попалась дата. 12 июня. Последний день в школе.

Притаилась Тьма, я ее держу/Сожму сильнее кулак и ее задушу/Но руку разжав, не найду ничего/Ее холодные пальцы сдавят горло мое.

Я перечитывал это снова и снова. Она описывала день на озере, когда она зашла слишком далеко. День, когда она чуть не убила меня. Но о чьих пальцах речь? Сарафины?