Вероника Мелан - Дрейк

Из зеркала на меня смотрела угрюмая русоволосая девушка, с поджатыми губами и решительным злым взглядом.

Оставалось три дня.

Пятница.

Работа в офисе стопорилась. Солнце заглядывало в окна, пригревало спинку стула и отблескивало в кружке с чаем.

Монитор перед глазами терпеливо показывал какие-то строчки, дожидаясь, пока кто-нибудь на них посмотрит.

Может, как Валентина Олеговна, накопить денег и уехать на недельку в Шарм-Эль-Шейх? По-человечески, с аэропортами и самолетами, чемоданами и купальниками, которые не пропадают при пересечении границы. Отдохнуть, отогреться на песке, забыть о странностях в жизни?

Никто не упрекнет, все поймут, оценят загар, будут расспрашивать про впечатления. Привезти им открыток, бутылочек с песком и звякающих поясов для танцев живота, монеты с которых осыплются через пару часов. Но ведь монеты не важны, важно – внимание.

И на меня снова начнут смотреть, как на человека. На прежнюю Динку – веселую и любящую конфеты, живую, может, и скромную, но довольную, не мечтающую о всяких там далеких мирах.

Ручка выводила на тетрадном листе бессмысленные узоры, обрисовывала клеточки, выводила сердечки и ромашки.

Что же еще пробовать, чтобы наконец получилось?

Монитор отразил усталые глаза с залегшими под ними тенями.

Стрелка на круглых часах безостановочно ползла. Здесь время никогда не замирало. Ни на секунду.

2 дня до сдачи теста. И ни на полшага ближе к победе.

Суббота .

Старенькое синее пальто с тонкой подстежкой почти сносилось и уже не годилось для похолодевших осенних дней – это было заметно невооруженным глазом. Но бабушка стабильно создавала видимость слепоты и глухоты к этому факту.

– Нет, купим что-нибудь потеплее, сколько можно в одном и том же! Сколько лет назад ты его покупала? Уже под рукавами протерлось, выцвело, воротник не поднимается, шею не закрывает. Мерзнешь и молчишь, не дело это, – мама была непреклонна, по-гранитному непробиваема.

Таисия Захаровна уже не пыталась возражать, что, мол, «оно еще с годик прослужит», жевала губами, вглядывалась в ценник какой-то куртки, зажав подмышкой сложенную вчетверо холщовую сумку.

– Смотри, Наденька! Может, вот это? Дешевое….

Мама дотронулась до бордовой шуршащей ткани, пощупала, поморщилась и тут же отняла руку.

– Нам не надо дешевое. Нам надо качественное. Там, смотри, дальше зимние пальто продают. Может, подберем наконец замену.

Бабушка втягивала укрытую платком голову в плечи; было видно, что отдавать за вещь больше тысячи рублей (пусть и не своих) ей тяжело – пенсия-то всего-ничего, А вокруг, будто насмехаясь над старческими сомнениями, с белых прямоугольников нагло взирали цифры шесть, восемь, пятнадцать, двадцать три…. Казалось, верхнего ценового предела не существовало вовсе.

Я плелась следом. Рассеяно передвигала ноги среди громоздящихся друг на друге разноцветных прошитых пуховиков, похожих на колбаски, пестрых блузонов и кофточек, спортивных штанов, носков, призывно натянутых на пластмассовые груди бюстгальтеров. Плавки для завершения комплектов прилагались. За отдельную плату, конечно.

Продавщицы курили, пили кофе, прихлебывали супы из пластиковых мисок и жевали тощие бутерброды с колбасой, продаваемые здесь же с тележки, косились жирно подведенными глазами на покупателей, а если кто-то задерживал взгляд на товаре дольше, чем на 2 секунды, кидались в атаку со словами «Ваш размерчик есть! Померим! Проходите, вам точно подойдет, скидку сделаем….» Атакуемый шарахался в сторону, как шарахается интеллигент от неожиданно вынырнувшей из-за угла проститутки – торговки фаркали, злословили вслед и снова садились на нагретые пластиковые стулья, поджидая зазевавшихся.

Базар я не любила. Из-за таких вот «прилипал», из-за навязывания, когда толком ни посмотреть, ни выбрать. Не купишь в первые тридцать секунд, значит, уходи, не занимай места, дай другим посмотреть.

Иногда было терпимо, когда посвободней, когда не плыли по проходам сотни людей, высматривая, выискивая, вынюхивая, споря и переругиваясь. Но выбирать не приходилось – бабушке нужно было пальто, температура в октябре неумолимо стекала вниз по столбикам термометра, и нашим заданием стало убедить в нужности приобретения теплой вещи саму Таисию Захаровну. С поставленной целью неплохо справлялась и одна мама, бойко наскакивая на продавщиц, в рекордно короткое время срезая цену почти в половину, отзеркаливая возмущенные взгляды ледяным спокойствием, не переставая при этом перебирать, рассматривать, расстегивать и застегивать – сказывался опыт бывалого закупщика. Продавщицы под ее натиском скукоживались, как омары под кипятком, и пока шло тщательное исследование товара, прятались под капюшонами и держали напомаженные рты закрытыми.

Желание поэкспериментировать с переносом вещей пришлось оставить с самого утра. Базар длился уже полтора часа и продлится, наверное, еще столько же. Наплывами, волнами прибывали люди – толпились у лотков с товарами и у шашлычных. В высокие ворота втекал основной поток и через минуту рассасывался по рядам.

А ведь уже суббота. Осталось всего два дня….

Наблюдая за девочкой, разглядывающую вязаную шапку с ушками-косичками, я тоскливо думала о том, что все это время делала что-то не так. Либо выбирала не те методы самоубеждения, либо вообще подходила не с того конца. Но как правильно? Может быть, не следовало слепо верить в аффирмации (повторение – мать учения), а поработать с антиубеждениями? Ведь не зря о них упоминал Дрейк.

Дрейк. Он стал теперь таким же далеким, как сам Нордейл. И становился с каждой минутой все дальше. Можно, конечно, не пройдя тест, все равно возвращаться в тот мир, но это будет так же грустно, как, не пройдя отборочный тур, сидеть на лавочке возле университета. Когда каждое лицо будет напоминать об упущенных возможностях. Грустно.

А вокруг ульем гудел базар.

– Девушка, вам показать поближе? Нравится кофточка, давайте достану….

Я быстро отошла в сторону, прибавила шагу и нагнала маму и бабушку, занятых примеркой.

– Дин, бабушке больше зеленый цвет подходит или коричневый?

– Зеленый, – не задумываясь, ответила я, и бабушка довольно кивнула.

Мама принялась рассуждать о преимуществах той или иной модели, а я посреди рокота и шума снова погрузилась в собственные мысли.

Если сидит во мне антиубеждение «я не могу», тогда как отыскать его местонахождение? Это же не компьютерщику развинтить системный блок и поменять жесткий диск и не хирургу взять да вырезать болячку, чтобы не мешала жить и развиваться. Мозг – сложнейший инструмент, а как устроен – не видно. И никакой рентген не поможет. Действительно ли я верю, что «не могу»? Наверное, да.