Маргарита Глазова - Седьмой этаж, годы 1-3

— А ты уверен, что такая возможность есть? — зло выдала Лин. — Ты мне не давал о себе знать полтора месяца. С чего ты взял, что я готова тебя простить только потому, что ты вдруг соизволил перевестись в универ?

— Лин, ты же не хотела меня ни видеть, ни слушать, ты не отвечала на звонки. Я решил, что должен действиями тебе доказать, что ты одна мне нужна, а перевестись можно было только после сессии, — заявил он, глядя ей в глаза.

— Да? А почему ты думаешь, что в моей жизни ничего не изменилось за это время? Почему ты так уверен, что я всё это время сидела тут одна и ждала твоих решительных действий? — продолжала негодовать Лин, которая за обидой ничего больше не видела и не слышала.

— Ты… Это неправда… Это не может быть правдой! У тебя нет никого! — возмущённо и в то же время испугано выдал он.

— Считаешь, кроме тебя я никому не нужна?! — взбешённая его самонадеянностью, выкрикнула она. — Ошибаешься! Это ты мне не нужен! Ты мне больше не нужен! Ясно?!

В этот момент из-за стеклянной двери холла появился Пётр и направился к ним. Лин развернулась и бросилась прочь от Никиты.

— Лин! Ну, дай мне шанс! — крикнул Никита, устремляясь было за ней.

Пётр, который оказался на его пути, вдруг сделал большие глаза и воскликнул, указывая пальцем в сторону кухни:

— Там что-то горит!

Никита обернулся и увидел клубы дыма, выползающие в коридор. Он ругнулся и бросился на кухню. Пётр за ним. На кухне воняло гарью и всё заволокло тёмным густым дымом. Никита подскочил к плите, схватил сковородку, на которой дотла сгорел его ужин, сунул её в раковину и залил водой, заставив возмущённо зашипеть. Пётр за это время успел прикрыть дверь на кухню и распахнуть окно. Потом вдруг сообразил, что можно ведь и быстрее справиться с проблемой, повёл в воздухе правой рукой и произнёс:

— Пургатус трактум.

Воздух моментально вернул себе свою прозрачность, и запах гари сразу исчез.

Никита озадачено смотрел на Петра.

— Это что? Это магия? — пробормотал он. — Ну да, это же магический корпус… Тут на этаже что, все с такими способностями?

— Почти. Я Пётр, — представился Пётр и протянул руку Никите.

— Никита, — ответил Никита, пожимая его руку.

— Я так понимаю, ты в семьдесят восьмую заселился? — поинтересовался Пётр.

— Да. Я тут пока никого не знаю… Кроме Лин, — сказал Никита.

— Понятно. Ну, ещё познакомишься со всеми, — кивнул Пётр. — Ладно, я пошёл.

— Давай.

Пётр ушёл, а Никита стал отскребать сковородку, ругая себя последними словами и пребывая в самом отвратительном расположении духа.

Лин нервно ходила по своей комнате туда-сюда и всё никак не могла успокоиться. Её не впечатлил приезд Никиты в качестве аргумента в пользу возможности примирения с ним. Для неё стало полной неожиданностью то, что у них была возможность всё это время быть вместе, а он, уступив матери, подверг их отношения испытанию лишними месяцами разлуки, которое сам же и провалил. Она готова была возненавидеть его за мягкотелость. Негодование и обида сейчас были в ней сильнее всех прочих чувств и всё никак не унимались, терзая её. Ей нужно было на что-то отвлечься. Чувствуя, что если ляжет сейчас спать, всё равно не сможет заснуть, она какое-то время раздумывала, чем бы заняться. Перебрала свои книги, но ни одна не вызвала её интереса. Взглянула на часы. Поздновато, конечно, но не так, чтоб уж очень. Она пошла в мужское крыло и осторожно постучала в дверь Петра. Тот открыл довольно быстро и уставился на неё озадачено.

— Петь, я не слишком поздно? Ты спать ещё не собираешься? — спросила Лин.

— Да нет, я не ложусь так рано. Заходи.

Он сделал шаг в сторону, пропуская Лин в комнату.

— Дай мне какую-нибудь книжку почитать, — попросила она.

— Пожалуйста. Выбирай, что нравится, — он указал рукой на шкаф, большую часть полок которого занимали книги.

Лин подошла к шкафу, открыла дверцу и стала водить пальцем по корешкам книг. Она взяла с полки заинтересовавший её томик и открыла его на первой попавшейся странице.

— «Что больше — восемь долларов в неделю или миллион в год? Математик или мудрец дадут вам неправильный ответ. Волхвы принесли драгоценные дары, но среди них не было одного…,» — прочитала Лин вслух. — «Дары волхвов», — сказала она. — Люблю эту вещь.

— Я тоже, — улыбнулся Пётр в ответ.

— Жаль только, что в жизни люди редко так относятся друг к другу, — скептически заметила Лин, почему-то испытывая сильное раздражение.

— Почему редко? Мне кажется, если люди любят, они именно так и относятся друг к другу. Разве нет? — искренне удивился Пётр.

— Это, если любят, — хмыкнула Лин и отвернулась.

Она поставила книгу обратно на полку и какое-то время молча продолжала исследовать содержимое книжного шкафа. Лин спиной чувствовала, что он не сводит с неё глаз. На неё внезапно накатило какое-то странное мрачное настроение, здорово отдававшее цинизмом. Она быстро обернулась, поймав его взгляд. Он сразу густо покраснел и опустил глаза. Его смущение лишь подстегнуло сумасшедшую решимость, которая сейчас владела ею. Она сделала движение, оказавшись совсем близко к нему, и уверенно спросила, глядя ему в лицо:

— Я тебе нравлюсь?

Он поднял на неё глаза, в которых без труда можно было прочесть все его мысли и чувства, и выдохнул:

— Да.

Её ладонь скользнула ему на затылок. Она поцеловала его со знанием дела, вкладывая в поцелуй известную долю страсти, вполне достаточную для того, чтоб он совсем потерял голову. Ею двигало желание отплатить Никите той же монетой. Мстить, так мстить.

Лин, следуя своему мстительному настроению, была сейчас, как никогда, совершенно убеждена в том, что все парни одинаковы, всем им в конечном итоге одного только и надо, даже, если они прикидываются романтиками и высокопарно рассуждают о любви.

Однако, что-то в происходящем расходилось с этим её сумасшедшим настроением. Что-то всё же тревожило её, задевая какую-то болевую точку в душе, настойчиво вынуждая сбавить обороты. В его несмелых поцелуях и прикосновениях она вдруг, к своему ужасу, уловила вовсе не страсть, которая вполне вписалась бы в её спонтанный план мщения, а какую-то пронзительную нежность, которая была настолько вопиюще-откровенной, что не оставляла ни малейших сомнений в своей абсолютной искренности. Комок неожиданно подступил к горлу, заставив её судорожно вздохнуть и уткнуться ему в плечо, с трудом удерживаясь от того, чтоб не разреветься.

Она какое-то время стояла так, приходя в себя. Он растерянно её обнимал. Она чувствовала его дрожь, и ей было ужасно совестно за то, что она так неосмотрительно и жестоко втравила его в свои собственные душевные проблемы. Острое чувство вины и желание немедленно всё поправить заставили её взять себя в руки.