Вирджиния Кантра - Бессмертное море

Ее сердце виновато стукнуло.

— Что?

— Морган. Ты знала, кем он был до того, как… — Зак опустил голову. — Ты знаешь.

Она выдохнула с облегчением. Он не имел в виду прошлую ночью. Но к чему он вел?

— Нет, конечно, нет. Я не знала до сегодняшнего дня.

— Так это имело бы значение, — сказал Зак. Его глаза были мрачными и со взрослым любопытством.

— О, милый.

Но теперь ему было не нужно детское утешение, поняла она. Его слезы успокоили его, укрепили его как-то.

— Дело в том, что неважно был ли твой отец мерфолком или нет, я должна была лучше его узнать. Я должна была лучше его узнать до того, как переспала с ним. Мы не всегда можем знать последствия нашего выбора. Но мы можем попытаться изучить столько, сколько возможно, и мы можем сделать обоснованные выводы.

Он скривил рот в улыбке.

— Ты имеешь в виду поиск информации в интернете?

— Иногда, — призналась она. — А иногда нам просто нужно поговорить.

Он проглотил это за удар сердца, может быть за два.

— Ничего, если мы поговорим позже? Потому что фильм начинается через десять минут.

Она недоверчиво посмотрела на него. Как он мог даже думать о походе в кино со стольким нераскрытым, необсужденным и нерешенным?

«Потому что ему было пятнадцать лет», — поняла она. — «Он все еще ребенок, все еще мальчик, независимо от того насколько уникальным он был» .

Она была рада и спокойна, что были какие-то доказательства, он все еще был нормальным подростком.

— Это замечательно. — Она вытерла руки о кухонное полотенце. — Хорошо тебе провести время. Будь дома к одиннадцати.

— Мам. Сегодня пятница.

Она расправила полотенце на ручке духовки.

— И тебе завтра на работу.

— Не до полудня. С полудня до шести.

Он немного вырос, раз он помнил свой рабочий график.

— К одиннадцати, — повторила она.

— Ладно.

— Я люблю тебя, Зак.

Он посмотрел ей в глаза. У него были глаза Моргана, бледное золото со зрачками смоляного цвета, но его улыбка была чистый Закари, милая и осторожная.

— Да. Я тоже.

Ее сердце забилось сильнее.

«Может быть, любви будет достаточно», — подумала она, когда он сказал до свидания, и дом опустел.

Она наполнила чайник и поставила его на плиту, чтобы приготовить чашку чая. Газ на конфорках был слишком высокий, слишком быстрый. Она нахмурилась и поправила выключатель.

Возможно, любовь была всем, что у них было, а всем, что можно было удержать, были моменты, которые запомнились перед тем, как любили и потеряли. Когда Бен ушел. И Морган.

Синее пламя подскочило и облизало бока чайника. Струя воды вырвалась из чайника, как будто она уже вскипела, что было не так.

Странно . Капли жира шипели на стали. Волоски у нее на затылке поднялись.

Она снова аккуратно отрегулировала конфорки. Старые печи могут быть темпераментными. Беспокоиться не о чем. У нее был один осмотр дома до того, как они переехали.

Тигра мяукнул, жалобно и настойчиво.

Она открыла шкаф, чтобы достать кружку и банку с чаем. Она принюхалась… Не газ. Что-то фекальное, что-то зловонное, что-то гнилое. Шипение, свист заставили ее обернуться.

Лист сине-оранжевого пламени взметнулся вверх от печи.

— Дерьмо, — завопила она, уронила кружку и рванула к выключателю.

Огонь жадно потянулся к ней, вспышка жара, вой ликования. Она нырнула, крутя выключатель. Газ был перекрыт. Огонь дрогнул. Упал. Умер.

Сердце быстро билось, она отступила назад. Разбитая кружка каталась у ее ног. Тигра плакал.

— Все в порядке, — сказала она дрожащим голосом.

Горелка была черной, чайник — тихим. Она мельком взглянула и увидела котенка, пыхтящего от страха и пятившегося за ножки стола.

Она судорожно выдохнула.

— Все в порядке, малыш.

Она наклонилась, чтобы успокоить его, но из-под полотенца, висящего на двери духовки, вспыхнуло пламя.

Предчувствие опасности окутывало Моргана, как дым. Он поднял голову от виски как волк, проверяющий ветер, его охотничьи инстинкты бились в тревоге. Но он не мог обнаружить угрозу в тихом баре гостиницы.

— Может быть вам еще? — предложила официантка. Она переместила свой вес, проводя рукой по бедру. — Или что-нибудь? Все что угодно.

— Нет. — Он вспомнил человеческие манеры и добавил, — Спасибо.

Она была молодая, с ясными глазами, гладкой кожей и нетерпеливая. Но он не хотел ее. Он не хотел никакую другую женщину, кроме Элизабет.

Понимание было почти тревожным, как хитрая щекотка по шее и сосание под ложечкой. Впервые за все его существование, ему было неудобно в собственном теле. Не потому что он нуждался в сексе или море, а потому что он хотел ее. Элизабет. Он беспокоился о ней.

Как люди переносили это? Этот край нетерпения, этот зуд беспокойства, это осознание другого как поток воды по коже. Она хотела времени, чтобы побыть в одиночестве, как она сказала. Чтобы подумать.

Длинный глоток виски не мог рассеять горечь во рту.

Она должна была забрать дочь, починить автомобиль, возобновить свою жизнь. И Морган, пойманный ее бледным лицом и огромными темными глазами, знал, что он двигал границы ее принятия достаточно для одного дня, словно как опьяненный дурак.

«Ошибка», — подумал он теперь. Как любой воин, Элизабет будет использовать передышку, чтобы сосчитать свои потери и перегруппироваться. Он должен был остаться с ней.

Он должен быть с ней.

Мысль рассекла ему череп, острая, как топор, или инстинкт.

Он встал.

— Я могу что-нибудь еще добавить к вашему счету? — спросила девушка за стойкой.

Он отрицательно кивнул, поблагодарил ее и ушел, ведомый безотлагательностью, которую он не мог объяснить и не подвергал сомнению.

Автостоянка воняла гравием и бензином, сырой глиной заброшенных садов и сильным запахом моря. А под всем этим была едкая инфекция как пепел. Он раздувал ноздри. Как демон.

Он оскалился. Предчувствие опасности нахлынуло, более сильное, чем прежде. Элизабет .

Прежде чем он дошел до конца парковки, он сорвался на бег.

Красное пламя выстрелило в потолок. Горящее полотенце упало на пол. Сердце Лиз билось о ребра. Она упала на колени, шаря в шкафчике под раковиной. Средства для мытья посуды, мешки для мусора, ведро для мусора… Огнетушитель.

Слава Богу . Она схватила его.

Она никогда не пользовалась им раньше, понятия не имела, если он закончился. Мог ли он кончиться. Она поднялась, рванула большой круглый штырь и направила носик на огонь.

Ничего.

Пот выступил у нее на лице и под руками. Все чувства обострились до предела. Без паники. Она была врачом, обученным действовать спокойно при кризисной ситуации. Она сжала, нажала, молясь. Поднялся взрыв химической пены, заливая плиту. Пламя и пена образовали маслянистую, вонючую лужу. Она закашлялась, распыляя пену. Огонь спал с угрюмым шипение и оранжевой вспышкой. Она распыляла до тех пор, пока баллон не забулькал и не кончился, до тех пор, пока плита и пол рядом с ней не были покрыты жирной, едкой пеной. У нее дрожали руки. Ноги подкосились. Она вздрогнула и опустила огнетушитель.