Лариса Черногорец - Колыбель колдуньи

— Ведьма порчу на молодых наводит! Гоните ведьму!

— Вздернуть её!

— Стойте! — Я встал из-за стола, загораживая собой Ксану. — Кто тронет её — головы лишится. Не сметь! Вот ты, Николай, — обратился я к стоящему напротив бородачу, — ведь она твою дочку выходила, когда та в прорубь зимой свалилась и чуть не погибла. А ты, Матрена, не ты ли к ней бегала, зелье приворотное просить, чтоб мужа домой вернуть, в семью, — и ведь вернула, верно? А ты Иван, ведь твоя кобыла чуть не померла оттого, что какой-то травы наелась, а Ксана тебе ее поправила. А померла бы кобыла — чем бы ты жил? — Я мысленно благодарил Антонину и Анисима за те деревенские сплетни, которые они мне регулярно докладывали в течение всего прошедшего времени.

— Сколько хорошего она вам сделала? Почему вы ее так не любите? Кто посмеет тронуть ее — берегитесь.

Я обернулся. Ксана стояла за моей спиной, как за стенкой, с печальной улыбкой. Но изрядно упившихся крестьян было не остановить. После моих речей та самая баба в цветастом полушалке завопила:

— Она барина околдовала! Одурманенный он!

— Ведьма!

Народ начал бесноваться:

— Извести ведьму, пока она нас не извела!

Самые горячие головы стали переворачивать столы и кинулись к нам. Тут уж не выдержали и другие, некоторые, наоборот, пошли против дебоширов, возмущаясь главным образом угробленной закуской и выпивкой и сдерживая бузотеров, не позволяя им переворачивать уцелевшее. Другие кинулись заступаться за Ксану, и уговаривать, что «бунт — висельное дело». Вскоре рядом со свадебными столами началась кулачная драка.

— Пора. Пойдем. — Ксана потянула меня за руку, увлекая за собой в дом.

— Спасай барина! — вопили бабы, — ведьма барина изведет! Ведьма порчу молодым сделает!

Мы вышли через черный ход и кинулись к лесу. Издалека уже, когда мы были почти у пролеска, послышалась музыка. Видимо, передравшись, сельчане угомонили свой пыл, и, увидев, что Ксаны нет — успокоились. Свадьба продолжалась.

Вдруг, навстречу нам из леса вынырнули четыре тени

— Остановись, барин!

— Отдай нам ведьму!

— Ей все равно житья здесь не будет! — Я разглядел крестьян моего села. Это были отчаянные головы, о которых Анисим говорил не иначе как «оторви да выкинь». Они были пьяны. В руках одного из них была железная гиря, которая крепилась крепкой верёвкой к руке.

— Я сейчас даю вам шанс просто уйти, и обещаю, что наказывать вас не буду. Просто уступите нам дорогу! — Мой голос звучал не очень уверенно.

— Барин, мы вас любим, барин мы вас спасти хотим — вы под её чарами. Она вас заколдовала, она ведьма. Мы вас спасем, вы нам потом сами спасибо скажете!

— Прочь пошли! — Я уже злился, — попробуйте, троньте! Пошли вон отсюда, холопы!

— Бей ведьму! — Протяжный возглас прозвучал как команда, тени кинулись к нам.

Я только успел оттолкнуть Ксану к деревьям:

— Беги!

Сам прыгнул, преградив путь нападающим.

— Уйди барин! Не то кистеня отведаешь!

Я вспомнил свою боксерскую молодость и методично отрабатывал полузабытые хуки на нападавших. Мне не пришлось долго возиться — пьяные мужики просто лежали в ряд на земле без признаков сознания, не помогли им и их хваленые кистени. Я кинулся в лес, где практически сразу наткнулся на Ксану, которая восхищенно глядела на меня так, что мне даже стало неловко. Она повлекла меня дальше в лес. Я попробовал сопротивляться:

— Остановись, прошу, давай отдышимся.

— Нельзя, барин, не успеем.

Мы бежали все дальше и дальше вглубь чащи. Темнело, и я едва успевал за Ксаной. Час-другой пробежки по бурелому и мы были у того самого озера, в котором я впервые увидел купающуюся в лунной радуге свою ворожею. Стало совсем темно, только ярко светила полная луна. Я только теперь понял — все то время, пока мы искали камни, готовили свадьбу, все время было полнолуние. Так не бывает в реальной жизни, но здесь так действительно было. Луна была какой-то неестественно большой, так, что можно было рассмотреть все неровности на ее поверхности, и чрезвычайно яркой. Я огляделся — в свете луны над водопадом опять была та самая розовая лунная радуга. Ксана достала фляжку и влила в рот несколько капель. Затем, скинув одежду, шагнула в розовую дымку. Она словно висла над поверхностью воды. Над лесом полилась серебристая песня-молитва. Ксана танцевала в струях розовых искр, которые вихрились, следуя изгибам ее тела, повторяя движения ее танца. Это длилось вечность, и вечность я готов был наблюдать за этим. Внезапно она отступила назад, на землю и я увидел огромную воронку, разверзшуюся в озере под водопадом.

— Вот и все — пора, — она достала из того самого шалаша из лапника, в котором я прятался на охоте, просмоленную корзину, в которой лежали завернутые в тряпицу камни. К ручке корзины была привязана веревка, к которой в свою очередь был привязан огромный камень

— Ксана, — мое сердце разрывалось, послушай, пойдем со мной!

— Мое место здесь, я не могу идти с тобой.

— Тогда я останусь!

— Ты не можешь остаться! Ты должен идти прямо сейчас, слышишь, колыбель открыта, и ты сможешь попасть туда только однажды — сейчас.

— Черт! Как несправедливо то! Я не могу тебя потерять, слышишь! — Я схватил ее в охапку и стал покрывать поцелуями. — Ты моя, слышишь, моя, самая красивая, самая любимая, единственная моя…

— Барин!

— Какой к черту барин! Барин…

— Данила Алексеевич, пора. Послушай — там, куда ты попадешь очень темно и глубоко. Задание не из простых, если тебе не хватит воздуха — ты погибнешь, подняться наверх ты не сможешь, — врата работают только в одну сторону, поэтому возьмешься за ручки корзины, держи ее все время над собой, съедешь по стене водяной ямы вниз. Камень будет держать корзину у дна — она просмолена и там останется немного воздуха — ты сможешь немного дышать там. Камни будут светить, пока они вместе, давать немного так нужного тебе там света. Ты все помнишь? Знай, — твоя жизнь теперь зависит только от тебя?

— Ксана, подожди, Ксана, неужели это все?

— Иди, милый, иди, иначе будет поздно! С первым снегом колыбель закроется, — она влила мне из фляжки несколько капель того самого огненного зелья, которое не позволяло мне чувствовать ледяной холод воды.

— Снимай одежду, бери корзину, камни и иди!

— Подожди. — Я подошел к ней и заглянул в ее полные слез глаза. Прощай, прощай, моя ворожея, спасибо тебе за все, прощай и прости. — Я прикоснулся к ее губам. Последний поцелуй, такой нежный. Такой страстный, такой бесконечный, последнее прикосновение…

Вдруг что-то холодное и мокрое упало мне на лицо — я поднял голову вверх и обомлел — с пустого чистого с огромной полной луной неба падали большие пушистые снежные хлопья.