Эйвери Уильямс - Невозможное завтра

– И все же, должно быть, ты довольно хороша.

– Хороша, – улыбается она. – С каждым разом становлюсь все лучше.

– Прости меня, – говорю я. – Не знаю, что со мной такое, но, кажется, я забыла твое имя.

– Вскоре ты вспомнишь его, – загадочно отвечает она, жуя кончик кисти. Я чувствую, как заливаюсь краской – она так добра, и, несмотря на то, что она сказала, я понятия не имею, как ее зовут. Как же я невнимательна.

Дверь в мастерскую открывается, принося с собой цветочный бриз, пьянящий и сладкий. Входит худенькая девушка с лохматыми каштановыми волосами, за спиной у нее висит гитара. Она щурится на меня своими пронзительными зелеными глазами в замешательстве.

– О, – говорит брюнетка. – Я не подумала, что ты будешь занята. Не ожидала, что она окажется здесь.

Художница хихикает.

– Она не останется, – отвечает она со своего места, сидя на обветренной скамейке из красного дерева.

– Понятно. – Брюнетка идет и становится за спиной у художницы, смотрит на холст. – Прекрасная работа, как всегда.

– Спасибо, – отвечает художница, улыбаясь. – Я еще не закончила.

– Я могу взглянуть? – спрашиваю я.

Художница хмурится, заправляя свою светлую челку за ухо.

– Не уверена. – Она склоняет голову, прислушиваясь, а затем вздыхает. – Ну, хорошо. В конце концов, полагаю, что время пришло.

Я встаю, волна боли прокатывается через сведенные судорогой мышцы в правом боку. Интересно, как долго я здесь сидела? Как вообще я сюда попала?

Художница разворачивает холст в мою сторону.

Она нарисовала девушку с короткими, тесно-русыми волосами и серо-зелеными глазами, парящую в небе на закате дня над пустой крышей собора. За ее спиной растут крылья мерцающих оттенков почти каждого цвета, который мне только известен.

Я резко поднимаю голову, чтобы посмотреть на художницу.

– Ты ошиблась, – говорю я, ведя себя грубо, но чувствуя необходимость сказать об этом. – Ты нарисовала себя.

Она выгибает бровь, забавляясь.

– Разве? – спрашивает она, серо-зеленые глаза сияют. Вторая девушка тоже находит в этом что-то забавное. Она обнимает художницу за талию, мягко посмеиваясь.

– Да, – настаиваю я.

С драматическим вздохом она тянется к мольберту и достает зеркало.

– Ладно, тогда как бы нарисовала ты? – спрашивает она.

Я решаю повеселить ее, поднося зеркало к глазам.

И в одно мгновение я вспоминаю.

– Кайли, – шепчу я.

– Теперь я нечто большее, чем имя, – отвечает она, широко разводя руками.

Мое горло сжимается. Неожиданно я в ее объятиях, вдыхаю ее жасминовые духи.

– Прости меня, Кайли. Мне так жаль.

– Не нужно, – говорит она. – Так должно было быть, Сера.

Я отстраняюсь, смотрю на ее рисунок вновь.

– Зачем ты нарисовала мне крылья? – спрашиваю я расстроено. – Ты заслуживаешь их. Ты всегда их хотела.

– У меня они есть, глупенькая. – И они моментально появляются у нее: огромные, снежно белые крылья, которые исчезают так быстро, что я задумываюсь, не придумала ли их. – К тому же, – добавляет она, – у тебя крылья птицы . – Голос ее звучит обиженно из-за того, что я не заметила разницу.

– Потому что я не ангел, – горько говорю я.

– Нет, – отвечает она, обхватывая руками мое лицо – ее лицо. – Потому что ты была в клетке, а теперь можешь летать.

Тарин кивает.

– Кайли, – говорит она, и они обе смотрят вверх, будто слышат голоса, которые не могу услышать я. – Ей пора идти.

– Но мне нужно о стольком тебя спросить, столько вопросов...

– Ш-ш-ш, – шепчет она. – Тебе нужно вернуться. К Ною, к Лейле, ко всем.

– Но твоя семья...

– Я знаю, – печально кивает она. – Они не знают, что меня нет. Но дело в том, что я не ушла. Не совсем. Незачем им волноваться. Вскоре они будут здесь.

– Как скоро? – Должно быть, я выглядела обеспокоенно, потому что она положила руки мне на плечи.

– Сейчас время течет для меня по-другому. Не переживай за них. С ними все хорошо. Годы, часы, да все равно. Все одинаково. – Улыбается она.

Я чувствую натяжение в пупке и смотрю вниз, ожидая увидеть тень своей серебряной нити. Но там ничего нет.

– А теперь иди, – шепчет Кайли.

– Позаботься о Луне, – просит Тарин. – Кстати, ее первоначальное имя было куда более поганым. Но Луна подходит отлично.

– О, и скажи Брайану, чтобы продолжал писать, – добавляет Кайли. – В отношении этого я вела себя, как болван. Он написал один стих – не могу вспомнить название... – она замолкает, постукивая пальцем по коралловым губам. – О! Вспомнила. Он назывался «Так называемая Желтая Лаборатория». Он был довольно хорош. Вот только я отнеслась к нему действительно грубо.

– Я передам ему, – обещаю я. У меня кружится голова, как будто я нахожусь в пещере, а их голоса отражались эхом туда и сюда.

– Сера, – голос Кайли становится серьезным. – У тебя мое тело. У тебя мое имя. У тебя моя жизнь. Не потрать ее зря.

И затем она протягивает руку и толкает меня.

Я моргаю. Занавес рыжих волос спадает мне на лицо.

– Осторожнее! – выдыхает Шарлотта под визг автомобильных шин. Меня опять бросает в сторону, лицо прижимается к гладкой коже.

– У нас мало времени, – говорит Себастьян с места водителя.

– Знаю. Мы возьмем первого человека, которого увидим. – Что-то влажное падает мне на лицо, и я понимаю, что Шарлотта плачет. – Сера! Ты очнулась? Держись, мы вот-вот найдем тебе новое тело.

Я открываю рот, облизываю губы.

– Больница, – удается сказать мне. – Пожалуйста.

– Для этого слишком поздно, – шепчет Шарлотта. Она берет меня за руки.

У тебя мое тело.

– Нет, не поздно, – я захлебываюсь, голос становится громче. – Себастьян, пожалуйста. Это мой выбор.

– Не слушай ее. – Голос Шарлотты дрожит.

У тебя мое имя.

– Не будь таким, как Кир. Позволь мне выбрать, – говорю я, плача. Я думаю о своей смертной половинке, четырнадцатилетней девочке на старинном мосту над Темзой, девочке, которая бы умерла, если бы не обжигающий эликсир Кира. Девочке, которой так и не довелось выбрать свою судьбу, вместо чего ей ее навязали.

У тебя моя жизнь.

– Проклятье, Сера. Черт тебя дери. – Голос Шарлотты тих. – Твоя взяла. – И затем громче, повышенным тоном, чтобы Себастьян услышал: – В больницу. Быстрее!

Автомобиль ускоряется, когда Себастьян изменяет направление, он визжит и летит по улицам Беркли. Я закрываю глаза. Следующее, что я понимаю, – мы тормозим возле больницы, у входа для скорой помощи.

– Ты уверена, Сера? – спрашивает Себастьян, его голос спокоен, пока Шарлотта продолжает плакать.

Я с трудом киваю один раз.

Шарлотта делает глубокий вдох, затем резко открывает дверь автомобиля.

– Огнестрельное ранение! – слышу я ее крик. – На помощь!