Лиза Дероше - Персональные демоны

Я снова стучусь головой о стену.

А если он там? Что тогда?

Я представляю, как я, словно Бэтмен, влетаю в комнату и выхватываю ее полуобнаженное тело из лап Габриэля в последний момент.

Так вот, что я хочу сделать? Спасти ее от противного ангела?

В тишине между песнями я сам удивляюсь звукам своего издевательского смеха. Да что такого в этой девчонке? Она же просто девушка. Ничего особенного. Просто цель. И объект моих фантазий.

Я сильнее стучусь головой.

Закрываю глаза, и ее лицо появляется в моих мыслях. Я заменяю его своим боссом, Бехеритом, Великим Князем Ада и Главой Поглощения. Сосредотачиваюсь на мысли о том, что он со мной сделает, если я потерплю неудачу, надеясь, что страх возьмет верх над моими одержимыми желанием мыслями.

Почти срабатывает. Я чувствую себя заледеневшим, страх прокладывает путь сквозь мои внутренности, пока я представляю себя стоящим на коленях перед Бехеритом и Королем Люцифером, ожидая приговора. Но страх сменяется отчаянием от того, что если мое существование сейчас прервется, то я больше не испытаю желания прикоснуться к Фрэнни, поцеловать ее, быть с нею.

Я откидываюсь назад.

Внезапно я чувствую острую потребность выяснить, почему Фрэнни так важна… Какие у них планы относительно нее. Но я не знаю… И не узнаю. Бехерит — тот еще параноик, он держит все в строжайшем секрете.

Я снова ударяюсь головой о стену, чтобы очистить ее от этих мыслей.

Сосредоточься .

Все идет хорошо. Другие из Поглощения не смогли обнаружить ее. А я смог. Остальная часть моей работы должна быть легкой, с Габриэлем или без него. Он всего лишь незначительное неудобство. Кажется, он пока на шаг впереди, вместе со всей его силой, но только пока, он не может использовать ее, не работая таким образом на меня. Но его образ… вместе с ней… в таком виде … заползает обратно в мою голову, и я чувствую, как внутри все переворачивается. Завтра . Я буду с ней завтра.

Я поднимаю свою жалкую задницу с пола и направляюсь в ванную, где залезаю в душ. Как это вообще работает? Я поворачиваю один из кранов, и из стены льется вода, сначала холодная, но затем все более горячая. Я выключаю ее и кручу второй вентиль почти до конца. Скинув свою одежду, я шагаю в ледяную воду.

Сосредоточься, Люк.

— Почему никто в вашей семье не говорит о твоем брате? — Тейлор стирает рукавом пыль с рамки и стекла, прежде чем поставить фотографию обратно на мой комод. На ней я в дедушкином гараже с измазанным маслом лицом, пытаюсь сделать из кудряшек Мэтта кроличьи уши. А он притворяется, что стучит гаечным ключом по моей голове. Нам было семь. Неделя до его смерти. Я сажусь обратно на стул, сглатывая комок в горле, угрожающий заставить меня начать задыхаться.

— О чем тут говорить? Это было очень давно.

— И все же, — говорит она, оглядываясь на фотографию, — это как-то странно.

— Это как-то фигово. Мы можем поговорить о чем-то еще?

Ее брови поднимаются, и она вскидывает свою руку.

— Ну, прости.

Я глубоко вздыхаю и опускаю голову.

— Тай, это правда фигово, и здесь действительно не о чем говорить. Это был несчастный случай. — Когда я произношу эти слова, мое горло полностью блокируется. Мне начинает не хватать воздуха, перед глазами появляются яркие звезды, и я подозреваю, что вот-вот грохнусь в обморок.

— Боже, Фи. — Тейлор бежит ко мне.

Я обхватываю ее за плечи, когда она встает на колени рядом со мной.

— Я… в порядке, — говорю я, задыхаясь.

Она вскакивает.

— Я позову твою маму.

— Нет! — Я кладу руки на колени и старательно работаю над тем, чтобы втянуть воздух в легкие. Я качаю головой, и звезды исчезают. — Я правда в порядке.

— Это что такое было? Астма, или что? Почему я не знаю, что у тебя астма?

О, ты обо мне очень многого не знаешь..

Я оглядываюсь на фотографию Мэтта, по-прежнему стараясь восстановить дыхание, а затем смотрю на Тейлор, пожимая плечами.

— Прости. — Я возвращаюсь к лежащему на столе учебнику по математическому анализу.

Тейлор смотрит на меня еще какое-то время.

— Ты уверена, что все нормально?

— Уверена.

Она растягивается на полу моей спальни со своим экземпляром учебника и пожевывает резинку на конце карандаша.

— Так, как тебе удалось заполучить двух самых горячих парней в мире в качестве партнеров по эссе и лабораторным?

Я не поднимаю взгляд.

— Не знаю, судьба, наверно.

— И теперь они оба падают к твоим ногам. Все равно не понимаю. Это как будто ты превратилась в долбанную Пэрис Хилтон.

— Никто не падает к моим ногам, не выдумывай, — смеюсь я, но понимаю, что, в некотором роде, она права. Они, можно сказать, свалились на меня. А остальная часть правды заключается в том, что мне это нравится.

Я наношу клей на обратную сторону картинки из журнала, которую только что вырезала, стараясь не злорадствовать, и прикрепляю ее на стену над комодом. Тейлор вытаскивает набор фломастеров из своей сумки, а затем подходит ко мне, чтобы оценить картинку Моны Лизы, которую я только что повесила на своей стене. Посылая мне злую усмешку через плечо, она пишет «Моне Лизе» темно-синими чернилами поверх изображения «необходимо потрахаться».

— Твою комнату надо перекрасить, — говорит она, осматривая созданные мной за последние несколько лет шедевры на стенах, а затем снова ложится на ковер.

Почти каждый дюйм стены покрыт совершенно случайными изображениями: от лиц и цветов до мебели, и большинство из них имеет комментарии, написанные Тейлор или Райли. Каждые несколько лет мы отправляемся в магазин красок «Истинный смысл» и просим что-нибудь из того, что они собираются выбросить. Возвращаясь, мы красим мои стены. Последний раз нам повезло добыть краски цвета мандарина, бургундского вина, лепестков розы, темно-коричневого, ярко-зеленого и синего, которые теперь покрывают все видимые участки стен. К настоящему времени здесь должно быть, по меньшей мере, шесть слоев бумаги и краски.

Я вновь сажусь за свой стол, стоящий около окна, и беру в руки учебник по математическому анализу.

— Думаю, можно оставить все как есть. Все равно я уеду в Лос-Анджелес этой осенью, не хочу возвращаться домой из колледжа и видеть унылые пустые стены.

— Тоже верно… Ну, так что, ты собираешься лишить одного из тех парней свободы?

Я не отрываю взгляд от книги, пока сухо спрашиваю:

— Которого бы ты хотела, Тай?

— Люка.

— Что?

— Ты спросила, которого бы я хотела. Люка.

Я подавляю вспышку ревности. Я знала, что так будет.

— А что там с Марти?

— Ну, он милый и все такое, но он и Люк… никакого сравнения.

— Серьезно? Почему?

— Не знаю. Полагаю, из-за таинственности. И пирсинга, — говорит она, щелкая кольцом в губе. — И он выглядит опасным. Все, как я люблю. Он из той серии, когда ты, находясь с ним рядом, и предположить не можешь, что будет дальше.