Татьяна Корсакова - Ведьмин круг

Острие кинжала скользит по белой коже, оставляя кровавую дорожку.

– Волков… – Шепот-шелест отвлекает и раздражает. – Андрей, не поддавайся, не слушай ее…

Почему-то убить никак не получается. Глаза-плошки… Что в них такого?

– Закрой глаза.

– Нет.

– Тебе не будет больно. – Будет много крови, но боли не будет.

Ярость куда-то делась, вылилась из души, как вино из прохудившегося бурдюка. Остался только долг, как на войне. Но на войне он не убивал женщин. Женщин нельзя даже бить… Не по-мужски…

– Давай же! – Окрик, как удар хлыстом. И спине больно, как от хлыста. – Убей!

– Андрей, не слушай ее…

– Делай, что велю…

– Мальчик, сопротивляйся…

Мальчиков на войну не берут… Женщин бить нельзя… Лицо какое знакомое… Родинка на левой щеке… Все родинки он знает наперечет… И эту тоже…

Рычание – яростное, отчаянное. И руке с кинжалом не больно, но как-то… странно. Это призрачный пес впился призрачными зубами, защищает. Кого? Арину?..

– Арина…

– Волков…

– Борись, мальчик!..

– Убей!..

Не подчиниться приказу нельзя. Тик-так… Убить хочется, аж челюсть сводит.

– Или она, или ты. Выбирай!

Или она, или он… Волков смерти не боится. И раньше не боялся. Даже когда еще пацаном попал на войну. Он за нее боится…

– Убей!

– Волков!

– Мальчик, не слушай!

Черное лезвие острое, милосердное. Больно не будет. И крови много тоже. Главное – не промахнуться. Тик-так…

– Волков, нет!!!

– Мальчик!!!

– Глупец!!!

…И в самом деле, совсем не больно. Наоборот, наваждение отпускает, а черная рукоять размеренно подрагивает в груди в такт ударам сердца. Тик-так…

…Мир кувыркнулся, и Арина кувыркнулась вместе с ним. Рухнула в разверзшуюся воронку вслед за Волковым, схватила. Держать, не отпускать! Привязать к себе, чтобы не ушел, не умер. Чтобы не смел снова ее бросить…

Черная кровь проснулась от яростного крика, от нежелания мириться с неизбежным.

«Марго, мне нужно веретено!»

«Я попробую».

И уже через мгновение веретено, родовая батарейка, упало на колени, завибрировало, нагрелось, наполняя онемевшие руки силой. Получилось!

– Глупец! Чертов идиот! – Голос Саломеи забивает все пространство домика, из-за него тесно и душно. – Хорошо тебе теперь полудохлому? Скажи, хорошо?

Острие веретена нагревается, точно жало паяльника. Пахнет паленым. Это веревка и немножко кожа. Быстрее…

– Он живой, – шепчет Анук то ли успокаивающе, то ли предупреждающе. – Нож в ране, мой нож… сдерживает кровотечение. Арина, соберись, успокойся.

Ей нельзя успокаиваться, ей нужны все силы. Ради Волкова.

– Нож в ране? – Саломея смеется, падает перед Волковым на колени, склоняется, словно собирается его поцеловать. – Так это поправимо. – Костлявая рука тянется к рукояти.

– Не смей! – Путы падают, но осознание того, что ей не успеть, не остановить, парализует. – Не трогай его!

Слезы… беспомощные и горячие, как острие веретена, застилают глаза, прожигают огненные дорожки на щеках. А черная кровь, которая хранит память всех, кто был до нее, уже действует.

Веретено, маленькая деревянная торпеда, летит вперед, раскаленным жалом впивается Саломее в плечо, отшвыривает к распахнутой двери. А там, у двери, ее уже ждут…

Глаза Бабая по-кошачьи горят в темноте, улыбка похожа на оскал, и в улыбке этой – приговор.

Вскидывается вверх рука с камеей!

– Ты не сможешь!

Падает вниз рука с ножом.

– Смогу, не сомневайся. Я слишком долго терпел!

Туман пульсирует от радостного нетерпения, помогает Бабаю тащить сопротивляющуюся Саломею прочь, глушит отчаянные крики. Лучшего подельника, чем туман, не найти. Наконец-то Бабай обретет покой…

Ползком по грязному полу, не обращая внимания на впивающиеся в ладони занозы, к Волкову. Черная рукоять как метроном. Тик-так… Дыхание хриплое, с присвистом. Лицо бледное, бескровное, губы синие. А глаза открыты, следят за каждым ее движением.

– Молчи… не говори ничего. Тебе нельзя разговаривать…

В отросших волосах – серебряными блестками чешуйки. С длинными волосами он совсем молодой, почти мальчишка. Мальчикам нельзя умирать. Это неправильно!

Рукоять-метроном… тик-так… отсчитывает оставшиеся секунды жизни. Все медленнее, все слабее. А глаза смотрят внимательно, и губы силятся что-то сказать.

– Все… нормально. Не плачь.

– Что мне делать, Анук? – Анук старая, мудрая. Она должна знать. – Может, ваши травы?..

– Он умирает, девочка. Отпусти, не мучай.

– Нет! – Собственный крик глушит. – Должен быть выход, я точно знаю!

– Не мучай… Тут и Марта не помогла бы…

– Все хорошо… – Волков, умирающий Волков улыбается. – Приду… призраком.

– Мне не нужен призрак! Я хочу тебя здесь, в этом мире!

В этом мире… Если миры перемешать, если замкнуть теневой Круг и попросить, загадать одно-единственное желание…

– Не делай этого, девочка! – Анук знает, видит по взгляду, что решение принято. – Отпусти его!

– Не могу… – Губы касаются колкой щетины. – Волков, слышишь меня? Я тебя не отпускаю!

Верная Марго уже рядом, смотрит понимающе.

– Ты мне поможешь?

– Да. Только, Арина…

– Что?..

– Я хочу уйти. Устала…

– Хорошо, только помоги!

Протянуть руки, сжать ладони Марго, зажмуриться от боли и лавины незнакомых чувств. Замкнуть Круг.

Получилось?..

…Мир замер, остановился. Капельки тумана, блестки-чешуйки, неподвижная рукоять кинжала. Межвременье, теневая сторона. Уже знакомая, но неисследованная.

– Говори! – Лицо Марго застыло гипсовым слепком. Теневой стороне не нужны лица, только теням тут место. – Загадывай!

– Загадывай… – Тень, ее собственная, но все равно неузнаваемая, становится в Круг третьей подружкой. У нее тоже нет лица, но есть что-то похожее на душу – золотая искорка там, где должно быть сердце.

– И ты тоже загадывай. – Вторая тень выступает из темноты, берет их с Марго за руки. Четвертая подружка.

– Сначала ты. – Марго смотрит ей в глаза, и тень-подружка тоже. Золотая искорка загорается чуть ярче.

– Только не ошибись. – Ее собственная тень меняется. Широкие лапы, кисточки на острых ушах. Почти как в гадании Анук. В теневом мире она рысь с золотой искоркой вместо сердца. – Проси о самом важном.

О важном. Важнее ничего и быть не может.

– Волков жив!

Золотая искорка вздрагивает чуть удивленно.

– Ты уверена?

– Волков жив и здоров!

– Принято!

Тень Марго похожа на кошку, длиннохвостую, длиннолапую, красивую.

– Теперь ты.

– Хочу освободиться, уйти туда… туда, где мне место, где меня ждут.

Тень одобрительно кивает остроухой головой – правильное желание, разумное.

– Принято. Можешь идти.

– Арина… – Прощальный взгляд, прощальные объятья, теплые, человеческие. – Спасибо…