Лорен Стефано - Разрыв

- Она не вернется – говорит она.

- Ты не хочешь чтобы твоя сестра по браку вернулась домой? – спрашивает Вон – Но ведь тебе было так одиноко. Настолько одиноко, что ты даже спускалась вниз в подвал, чтобы навестить ее, каждый раз, когда я уезжал из дома.

Она делает глубокий вдох, она напугана, хотя и пытается не подавать вида.

- Не ходи к нему – шепчу я ей на ухо.

Входная дверь снова хлопает, и я улавливаю запах дыма. У Рида во рту сигара, на рубашке жирные коричневые пятна.

- Никто не собирался пригласить меня на воссоединение семьи? – говорит он Вону – Ты не имеешь права приезжать сюда, младший братец. Я не могу ступить на твою собственность, а ты не можешь - на мою.

- Я просто пришел забрать то, что принадлежит мне. – говорит Вон – Одень что-нибудь поприличнее Сесилия. Расчеши волосы, и поехали отсюда.

Она до сих пор одета в ночную рубашку, которую Линден упаковал для меня, расстегнутый ворот лежит на плече.

- Я уеду тогда, когда здесь будет мой муж – говорит она – Не раньше.

- Вы слышали ребенка? – спрашивает Рид.

Вон открывает рот, чтобы что-то сказать, но плачь ребенка, прерывает его. И слова, которые он собирался сказать, превращаются в улыбку. Сесилия застывает. Вон открывает пассажирскую дверь.

- Выходи и образумь свою хозяйку.

Эль, служанка Сесилии, выходит из машины. Она прижимает Боуэна к груди, его лицо красное и влажное от слез. Сесилия сразу тянется к нему, но Вон встает у нее на пути.

- Здесь холодно дорогая – говорит Вон – И ты беременна. Ты даже не догадалась надеть пальто. Как же ты думаешь обойтись без моего присмотра, до родов? Сегодня утром ты уже пропустила свои витамины.

- Он прав – говорит Эль слишком мягко. Она смотрит под ноги и ее слова звучат заучено. Она младше Сесилии, ей девять, а может и десять, и среди всех наших слуг, она всегда была самой робкой. Я уверенна, для Вона, не составило труда ее запугать. Сесилия поджимает губы, успокаивая себя. Я знаю, она пытается не заплакать.

- Вы не можете не пустить меня к сыну.

Вон смеется, легонько касаясь пальцем кончика ее носа, точно так же как он делал, когда она была новобрачной и обожала его, потому, что не знала никого лучше.

- Конечно нет – говорит Вон – Ты сама оставила его.

Она проходит мимо Вона и он хватает ее за плечо, когда она пытается взять своего сына. Я вижу, как напряглась его рука, с какой силой он держит ее. Ее челюсть раздувается от злости. Никогда раньше он так не делал. Он всегда был в состоянии ее контролировать, как змея.

- Поедешь ты или нет – говорит Вон – Но знай, что я не позволю моему внуку оставаться в этой выгребной яме. – Он смотрит на меня и добавляет. – Как всегда это предложение распространяется и на тебя. Этот дом не был бы домом, без тебя.

- Чей дом?

Я делаю шаг назад, в удушливый запах сигары Рида. Он ничего не говорит, стоит на ступенях у двери. Это не его война. Сесилия смотрит на меня, с тем же самым сожалением, как тогда, в тот день, когда я сказала ей, что наш свекр виновен в смерти Дженны. В тот день падал снег. И мое сердце разбивается, так же как тогда.

- Я должна ехать – говорит она.

- Я знаю – говорю я ей, потому что понимаю. У нее есть Боуэн , будущий малыш и любимый муж, она должна о них заботиться. У меня есть мой брат и Габриэль, и я должна их найти. Сесилия и я, больше не можем охранять друг друга. Мы должны отпустить.

Вон отпускает ее и она бросается ко мне, обнимая меня с такой силой, что я спотыкаюсь. Я обнимаю ее в ответ.

- Береги себя – шепчет она мне в ухо – Будь храброй, хорошо?

- Ты тоже – говорю я.

Она отпускает меня, когда Боуэн начинает плакать сильнее на несколько октав. Вон ведет ее к автомобилю и ждет пока она сядет, прежде чем сказать Эль, чтобы она отдала ребенка. Сесилия хватает своего сына, но наблюдает за мной поверх его завитков. Ее нижние веки покраснели, видны следы слез на ее щеках. Мы знаем, что вряд ли еще увидимся когда-нибудь. Если бы Линден приехал ее забрать, то мы смогли бы по-настоящему попрощаться. Вон садится возле нее и закрывает дверь. Я стою и смотрю на собственное отражение в затемненных окнах автомобиля. Теперь и она ушла. Рид подходит ко мне и вместе мы наблюдаем, как лимузин скрывается за горизонтом. Он предлагает мне свою сигарету, но я качаю головой, запрещаю себе думать, заглушаю эту боль в себе. Она невыносима. На меня накатывает печаль, я хочу, чтобы она исчезла, как и мои сестры по браку.

- Не расстраивайся, куколка – говорит Рид – Наша мать плохо заботилась о Воне. Хотя, благослови ее душу, она действительно пыталась. – Он хлопает меня по плечу. – Лучше помойся, у нас есть кое какая работа.

***

Вода сочится из душа, мутная и ржавая. Но это не хуже чем, то к чему я привыкла на Манхэттене, и я в состоянии довольно чисто помыться, не стоя непосредственно под ним. Я тщательно промываю глубокую рану, что бежит вдоль внутреннего бедра и зашитую кожу.

Когда я нахожу упакованный Линденом чемодан, я вижу, что он оставил рулон бинта и бутылку антисептика, в одном из внутренних карманов, рядом с зубной щеткой, где я несомненно их найду. Он все еще думает обо мне, заботится так, как умеет только он. Все свернуто аккуратно. Плохой муж, был бы взбешен из-за того, что я ему сделала, и мечтал бы, чтобы эта рана сгнила вместе с ногой. Я перевязываю рану и пытаюсь свернуть остальную часть бинта так же аккуратно, как и было, но как у Линдена у меня не получается. Помня, что сказал Рид вчера вечером о машинах, я скрепляю волосы одной из круглых резинок, что висят на ручке двери. Эти резинки на всех дверных ручках, и болты и ржавые гвозди в стеклянных банках, сложенные пирамидами в углах. Весь дом – словно машина, будто механизмы вертятся между стенами.

Внизу в прихожей пахнет жареным салом, запах усиливается при моем приближении к кухне.

- Голодная? – спрашивает Рид. Я качаю головой.

- Я так не думаю – говорит Рид, выливая жир со сковороды в старую банку. – Ты похожа на птичку и волосы твои похожи на гнездо.

Наверно я должна была обидеться, но я не имею ничего против такой картины, какой он меня обрисовал. Это заставляет меня чувствовать себя, дикой и храброй.

- Держу пари, ты никогда не ешь. - Говорит он – Держу пари, что ты ешь кислород, как масло. Держу пари, что ты так можешь прожить много дней.

Это заставляет меня улыбнуться. Теперь я понимаю, почему Вон не любит своего брата, и почему Линден любит.

- Что ж, – говорит он, поворачиваясь ко мне лицом – Мой племянник сказал мне, что ты еще выздоравливаешь. Но по мне, ты выглядишь вполне здоровой.

Линден сказал мне, что его дядя не будет задавать много вопросов, и он не задает. Но у него есть другой способ получить развернутые ответы.

- Да. – Говорю я – Почти. Я пробуду здесь день или два. Эти дни, я могу быть полезной. Я могу, прибираться в доме. Или чинить вещи.