Александр Арбеков - О, Путник!

Народ в зале спокойный, благообразный, солидный. В отдельном, полузакрытом от посторонних глаз, кабинете несколько дворян в подобающих их статусу одеждах негромко и сдержанно произносят тосты и также негромко о чём-то разговаривают. За одним из столов в центре, видимо, — купеческая семья, за другим, по соседству, — крестьянская. Одеты все аккуратно, чисто, опрятно, ведут себя спокойно, с достоинством. В воздухе ненавязчиво витает едва уловимый и тонкий аромат полыни, один из моих самых любимых запахов.

Кстати, а какие ещё запахи мне нравятся? Я напрягся. Ландыш, сирень… Черёмуха… Ну, и конечно же, — белая акация… Как они выглядят, где растут, когда цветут? Моя бедная память вроде бы на мгновение услужливо распахнула свои кладовые для ответа на эти нехитрые вопросы, но полки в кладовых в очередной раз, увы, оказались пусты. Опять сплошной обман и разочарование. Ну что за напасть, когда же всё это кончится?! Как мне это надоело!

Мы с ШЕВАЛЬЕ расположились в глубине зала, под высоким и узким витражным окном, напротив входа. Я сразу инстинктивно выбрал это место, не знаю, почему. Собственно, как это почему?! Всё предельно ясно! Сидя около дальней стены, лицом к входной двери, я мог постоянно контролировать ситуацию, складывающуюся в заведении. Именно такое месторасположение даровало мне спокойствие и рождало чувства безопасности и комфорта. Что ещё нужно ПУТНИКУ во время его остановки на привал? Я, не торопясь и внимательно, огляделся вокруг, а потом задумался. Какое-то странное ощущение не покидало меня с того мгновения, как я зашёл в трактир. Всё это когда-то и где-то со мною уже происходило! Всё это я видел в моей непонятной прошлой жизни! Как же мне надоело проклятое беспамятство, как же положить ему конец, чёрт возьми?! Ну сколько же можно надо мною издеваться!?

Из тяжёлых объятий горестных раздумий меня освободил ШЕВАЛЬЕ, который весело и громко обратился к подскочившему к нам чистенькому и весёлому официанту:

— Любезный, что предложите двум благородным господам?

— О, Ваша Честь, выбор блюд у нас невелик, но все они чрезвычайно вкусны, питательны и полезны. Предлагаю салат из свежих овощей под пряным растительным маслом, грибной суп на курином бульоне со сливками, баранину в тушёных помидорах и чесноке, и, наконец, наше фирменное блюдо под названием «Пьяная Свинина», а также, конечно же, жареную в луке и на сливочном масле картошечку в придачу. Кроме этого имеется хрустящая квашеная капуста, мочёные арбузы, солёные помидоры и огурчики, а на десерт — фрукты, сладкая простокваша. Вот, собственно, и всё…

— Ничего себе, — «вот, собственно, и всё». Да вы распахнули перед нами врата рая, милейший! Неплохо, совсем неплохо. Даже великолепно! А что имеется у вас из напитков? — непроизвольно сглатывая слюну, весело и нетерпеливо спросил я, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.

— О, Милорд! — официант стал ещё более любезным, и голос его неожиданно приобрёл некоторую торжественность, потеряв оттенок вальяжности и лёгкой снисходительности. — Из напитков могу предложить: светлое и тёмное пиво, сваренные у нас, лёгкие красные и белые вина из винограда «Люкс» Южной Долины, великолепный портвейн марки «То-То».

— Ну что же, остановимся на салате, а также на вашем фирменном блюде, — «Пьяной Свинине», а кроме этого приготовьте картошечку и, прошу вас, не жалейте сливочного масла и лука! Ни в коем случае! А сверху посыпьте её чесночком и, конечно же, — укропчиком. Эти четыре ингредиента чрезвычайно важны! Чрезвычайно! Они во многом определяют её вкус. Кстати, к картошке очень неплохо бы подошла селёдка, знаете, такая жирная, тяжёлая, пряная, но обязательно малосольная. Обязательно! А почему вы не упомянули о наличии у вас селёдки, с ней какие-то проблемы? — с искренним удивлением и недоумением поинтересовался я.

— Милорд, ну вы же знаете политическую ситуацию, — нервно оглядываясь по сторонам, почти прошептал официант. — Пираты, будь они не ладны, перекрыли все поставки. Селёдка в меню равнозначна измене!

— Эх, мне бы ваши проблемы! «Селёдка равнозначна измене»… Фантасмагория какая-то! Милейший, я отношусь к той категории людей, которые находятся выше любой политической и какой-либо иной ситуации и конъюнктуры. Вы до сих пор этого не поняли? Поскребите по сусекам, проведите ревизию погребов, ну что, мне вас учить!?

Официант напрягся, как перед стартом на короткую дистанцию, побагровел.

— Да, и подайте для начала нам вина, пару бутылок. Красного, молодого, под мясо. А вот под картошечку и под селёдочку полагается несколько иной напиток, — усмехнулся я. — Нет ли у вас чего-нибудь такого этакого забористого, крепкого, чистого, прозрачного, холодного, в запотевшем графинчике, ну, вы меня понимаете? Предупреждаю, коньяк я не люблю, от него у меня изжога.

— Понимаю, понимаю… — официант снова перешёл на громкий шёпот. — Но, Милорд, при всём глубоком уважении к вам смею напомнить о запрете домашнего производства крепких спиртных напитков.

— Да что же это такое!? — возмутился я. — А как обстоят дела с крепкими спиртными напитками не домашнего производства?

— Имеется у нас, конечно, акцизная монопольная виноградная настойка, но гадость страшная. Руки бы отбить её производителю! Не советую, — официант скорчил такую гримасу, что у меня полностью пропало желание отведать этой самой акцизной дряни.

— Ну и что же вы можете всё-таки нам сказать по поводу настоящего мужского напитка, чистого, как слеза ангела и холодного, как пять горных ледников? — я пристально и сурово посмотрел на официанта.

— Не знаю, чем Вам и помочь, Милорд, — засуетился и покраснел он.

— Помогать мне не надо, это я вам в случае чего помогу. Милейший, разговоры закончены, пора действовать. Думаю, что вы всё поняли и осознали. Особенно насчёт упомянутого мною крепкого напитка… А для начала в качестве аперитива, пожалуйста, этого, как его, — «То-То», двести грамм. Нет, четыреста. Ну, живее, живее! Время пошло!

— Слушаюсь, Милорд, сей момент! Но, разрешите задать один вопрос?

— Валяйте…

— Вы упомянули о каком-то коньяке. Что это такое?

— Как, вы не знаете, что такое коньяк? — искренне удивился я.

— Нет, Милорд, впервые слышу…

Я поражённо воззрился на официанта. Тот смутился и побагровел.

— Бывает, бывает, — произнёс я задумчиво. — Странно, странно… Ну ладно, идите же. А коньяк, — он и в Африке коньяк…

— Понятно, Милорд! — официант исчез.

Мы с ШЕВАЛЬЕ некоторое время посидели молча, созерцая окружающую нас обстановку. Потом юноша задумчиво и как-то нервно произнёс:

— Сир, разрешите поговорить с Вами откровенно, насколько это возможно?

— Давайте, дерзайте… Перед близким принятием пищи я становлюсь особенно добрым, даже добрее, чем после трапезы.