Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I

— Вот так так! — сказал он огорчённо, подсаживаясь рядом. Марта всплеснула руками, и этот радостный жест заставил сердце герцога ответно затрепетать. — Я-то надеялся, что ты меня встретишь, как вчера, а ты тут зачиталась… Ни-ни, — он перехватил вскочившую в смущении девушку и ловко усадил на колени. — Милая, я рад, что ты нашла себе занятие. Ну-ка, рассказывай, что тебя так огорчило? Ты что — плакала?

— Что вы, ваша свет… — Марта осеклась. Герцог вопросительно приподнял бровь. — Жильберт… — неуверенно выговорила Марта. Глаза мужчины потеплели.

— «Ваша светлость Жильберт» тоже неплохо, для начала. Но почему ты сидишь в темноте? Не догадалась приказать зажечь люстру? А сама затаилась, никто и не знал, что ты здесь? Эй, кто там!

…Через пять минут они читали вместе. Марта уже привыкла к герцогским коленкам, тем более, после заверения, что между супругами это в порядке вещей. Где-то в отдалении были слышны перебежки прислуги — накрывали обед, в столовой, как попросил герцог. Его светлость с удовольствием придерживал жёнушку за талию, принудив себя относиться к сидевшему у него на коленях существу не как к желанной девушке, а как к ребёнку. Марта переворачивала страницы и читала вслух, он поправлял её в трудных местах и по необходимости делал пояснения, заставлял обращать внимание на мелкие детали в картинках, рассказывал… За полчаса они продвинулись вперёд куда дальше одиночного Мартиного рывка.

— Кушать подано! — объявил слуга, склонившись в поклоне. Отсюда, с антресолей, была видна его смешная косица, перехваченная по столичной моде чёрным бархатным бантиком.

— Идём! — отозвался его светлость. И, наконец, поцеловал супругу за ушком и в щёчку. — Ну что, теории на сегодня достаточно, перейдём к практике? Нас ждут столовые приборы, дружок, но ты не пугайся: я буду рядом. К тому же разделывать ими мы будем весьма вкусные вещи, а где не получится — поможем себе руками, никто не увидит, не бойся.

— Ох, ваша свет… Жильберт… — только и сказала Марта.

— Скажи ещё раз, — прошептал он, потираясь щекой о душистую щёчку.

— Жи-ильберт, — протянула она, словно пробуя на языке каждый звук. — Жи-иль…

— Ещё!

«…Так-то оно лучше», — с удовлетворением заметил пожилой слуга, тихонько притворяя за собой двери библиотеки. «А то всё «ваша светлость», «ваша светлость»… Это супругу-то… Будто чужие вовсе». Хмыкнул. «А ведь могут господа и засидеться при такой беседе-то, забыться… Пойти предупредить, чтобы блюда прикрыли, а то простынет обед-то».

— Ваша св… Жильберт! Вы не спите?

— Ммм… — Герцог словно нехотя приоткрыл глаза. Хотел взглянуть сурово, но не вышло — заулыбался. На эту милую озабоченную мордашку невозможно было сердиться даже притворно. — Почти сплю. Что тебе неймётся?

А ведь он нарочно сделал вид, что засыпает, видел, что она всё ещё смущается — лежать рядом с ним. Здоровые инстинкты требовали одного, разум же советовал не спешить, пусть девочка к нему привыкнет. По рассказам Марты, немного сбивчивым, Жильберт д'Эстре уже имел кое-какое представление о её прошлом, и та часть, которая была связана с повышенным вниманием к ней пастора и «всесильного» барона, ему категорически не нравилась. Беспредел какой-то творился на землях де Бирса… Оставалось надеяться, что умница Винсент на месте во всём разберётся.

Поэтому он и не торопился с решительными действиями. У девочки невольно сложилось отрицательное впечатление о так называемой «любви» и о скотском отношении мужчин к женщине. Да и он сам, надо признаться, проявил себя при первой их встрече с той же стороны, чего уж там… Хотелось не просто отмыться. Хотелось подарить этой малышке все лучшее, что так долго томилось невостребованным в самых тайных закоулках его сердца, истосковавшегося в одиночестве. Чувство, что он испытывал к Марте, по силе и наполненности могло соперничать разве что с любовью к матери, которую Жильберт потерял давно и которую обожал до сих пор, так и не смирившись с потерей. Но разница была. Вспоминая мать, он представлял себя мальчиком и страстно желал уткнуться ей в колени, ощутить на затылке ласковую руку, услышать утешительное слово… Он снова возвращался в детство, где мать, особенно в частые дни отсутствия отца, была всем: опорой, защитой, миром.

С Мартой — он ощущал миром себя. Её вселенной, её богом, её мужчиной. И сама мысль о том, что неловким, торопливым или грубым действом он сможет разрушить свой образ, была невыносима.

— Спрашивай, — снисходительно разрешил он. — Что-то мне подсказывает, что ты не угомонишься и разбудишь меня среди ночи, если не добьёшься своего. — Марта сконфуженно замигала. — Давай, что у тебя там?

Она в смущении повертела у него перед глазами рукой с обручальным кольцом.

— Вот…

— И что? — Его светлость руку перехватил и запечатлел на ладошке искренний поцелуй.

— Ах, я не затем… Ваша… Жильберт, это кольцо… Я его сейчас и снимаю, и надеваю свободно, так? А почему, когда оно на мне только-только оказалось… ну, в тот день, когда меня нашли… Я никак не могла его снять, хоть трес… э-э… хоть пыталась изо всех сил. Даже палец распух. Оно что — заколдовано?

Герцог посерьёзнел.

Кольцо само скользнуло ему в руку. Он внимательно просмотрел его на лунный свет, льющийся в окно — Жильберт не любил глухих портьер, а потому окна в спальне не занавешивались. Переместил в тень. Даже бледное подобие прежних способностей, что начали недавно просыпаться, вдруг просигналило: а на кольце-то — навесочка! Во всяком случае — была ещё недавно.

— Была, — сказал он вслух. — Посмотри-ка, действительно… Не бойся, дружок, она уже выветрилась. Скорее всего — это кольцо магически привязали к твоему пальчику, как улику, считая, что тогда тебя уж точно сочтут герцогиней, как бы ты ни утверждала обратное. То-то я гляжу, на меня находило, когда я всё пытался различить, ты это или Анна. И Винсент тоже сомневался… Я же сказал — не бойся. Оно давно чистое.

Марта с опаской покосилась на драгоценный камень, вновь засиявший на пальце. Раз герцог так говорит… хорошо, она не будет бояться. И вспомнила ещё кое-что.

— А на нём и впрямь… и в самом деле ваша печать?

— Магический оттиск. Потому обманка долго и не продержалась, печать её заглушила. Я ведь сам её ставил…

…когда был в силе, хотел добавить герцог. Но смолчал. Отвечать на неизбежные вопросы он пока не был готов. Но Марта, кажется, не заметила его умалчивания.

— А почему же вы велели мне его продать? Я помню! Это же… если фамильная печать, то как же её отдать в чужие руки?

— Глупенькая, — его светлость снисходительно, как маленькую, погладил её по голове. — Я бы его выкупил. Дюпон мой личный ювелир, и уж будь уверена, через несколько часов эта вещичка была бы у меня в руках. Но, как видишь, судьба распорядилась по-своему. Всё?