Мари Руткоски - Преступление победителя

Она задумалась, что бы он сделал, узнав, что после Геранского восстания она была в доме Арина не такой уж подневольной пленницей.

Она поставила пустой стакан на маленький столик.

— Куда мы идём?

Его ухмылка вернулась.

— Нанести кое-кому визит.

— Кому?

— Император приказал не говорить.

Кестрел подняла подбородок и взглянула на капитана.

— Как насчёт намёков? Приказал ли император не давать никаких намёков, даже самых маленьких?

— Что ж...

— А догадки? Например, — она постучала пальцами по столу чёрного дерева, будто сыграв аккорд, — я предполагаю, что мы направляемся в тюрьму.

— Это было не так уж сложно, миледи.

— Мне стоит попробовать что-нибудь посложнее? Ваши руки чистые, но ботинки грязные. Немного забрызганные. Пятна блестящие, только что высохли. Кровь?

Он заинтересовался. Ему понравилась эта игра.

— Как я погляжу, сегодня вы встали даже раньше, чем я, — сказала Кестрел. — И вы были заняты. Как противоречат, однако, кровь на ваших ботинках и этот запах... тонкий аромат. Ветивер. Дорогой. Нотка амбры. Слабый отзвук перца. О, капитан. Неужели вы... одалживали у императора душистое масло?

Удовольствие исчезло с его лица.

— Я считаю, такая хорошая догадка заслуживает намёка, капитан.

Он вздохнул.

— Я отведу вас к заключённому-геранцу.

Молоко в желудке Кестрел заледенело.

— Это мужчина или женщина?

— Мужчина.

— Почему же так важно, чтобы я с ним увиделась?

Капитан пожал плечами.

— Император не сказал.

— Но кто это?

Капитан тяжело переступил с ноги на ногу.

— Я так же люблю сюрпризы, — сказала Кестрел, — как и император любит делиться своими маслами.

— Он никто. Мы даже не уверены насчёт его имени.

Не Арин. Это всё, о чём могла подумать Кестрел. Это не мог быть он: губернатор Герана не был никем. Его арест мог вызвать новый конфликт.

И всё же в тюрьме кто-то был.

Молоко потеряло свою сладость, но Кестрел улыбнулась, вставая.

— Пойдёмте.

* * *

Столичная тюрьма находилась за стенами дворца, немного ниже по склону, на противоположном конце города, в естественном углублении, которое было расширено, укреплено и наполнено кажущимися бесконечными лестницами. Она была маленькой — по слухам, тюрьма восточной империи представляла собой целый подземный город, — но её размеров хватало Валорианской империи. Большинство преступников отправляли на каторгу в шахты севера. Те, кого оставляли, совершили самые тяжелые преступления, и их ждала скорая казнь.

Горели масляные лампы. Следом за капитаном Кестрел спустилась по первой черной лестнице. Воздух был неподвижен. Шлейф платья шуршал позади Кестрел. И девушке чудилось, что это она пленница, которую ведут в камеру. При мысли о том, что ее поймали на каком-то проступке и сейчас запрут в темноте, Кестрел почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма.

Они прошли мимо одной из камер. Прутья небольшого окошка сжимали белые пальцы, напоминающие червей. Какой-то голос прохрипел что-то на языке, которого Кестрел не знала. В нем было много шепелявых звуков, и это показалось девушке странным, но затем она поняла, что так, должно быть, будет звучать речь человека, у которого нет зубов. Она отпрянула.

— Держитесь подальше от решетки, — сказал капитан. — Сюда, — добавил он, указывая на лестницу вниз, как будто Кестрел могла повернуть куда-то еще.

Когда ступени наконец закончились, Кестрел потеряла равновесие, оказавшись на ровном полу. В коридоре пахло влажным камнем и нечистотами.

Капитан открыл дверь темницы и пригласил Кестрел войти. Она помедлила, на мгновение ужаснувшись, что он хочет запереть ее здесь. Ее рука потянулась к кинжалу у бедра.

Капитан коротко рассмеялся. Вслед за этим звуком раздался металлический лязг в углу камеры, и капитан поднял лампу. Ее свет упал на мужчину, сидевшего у стены и прикованного к ней натянувшимися цепями. Скользя голыми ступнями по неровному полу, пленник попытался отодвинуться от капитана.

— Не беспокойтесь, — сказал тот Кестрел. — Он не причинит вам вреда. Возьмите. — Он передал Кестрел лампу, а сам потянул за свободный конец цепи так, что пленник оказался распластанным на стене. Мужчина сотрясался в рыданиях. Он начал молиться всей сотне геранских богов.

Кестрел не узнала его и испытала облечение, за которым последовал липкий стыд. Какая разница, знакома она с этим мужчиной или нет? Ему предстояли страдания. Она прочитала это по блестящим в свете лампы глазам капитана.

Кестрел не могла остаться. Не могла смотреть. Она повернулась к двери.

— Это против правил, которые установил император, — произнес капитан. — Он сказал, что вы должны быть здесь до конца. И пообещал, что если вы не подчинитесь, то я могу отрубать этому человеку пальцы, вместо того чтобы сдирать кожу.

Внезапно мужчина замолчал, но затем, содрогаясь, продолжил молиться.

Нервы Кестрел были натянуты, подобно этому надорванному тонкому голосу. Он звучал так, будто какой-то рычаг зажимали, а затем отпускали.

— Мне здесь не место, — сказала она.

— Вы — моя будущая императрица, — отозвался капитан. — Вы должны присутствовать. Или вы полагали, что власть заключается лишь в платьях и балах? — Он проверил, чтобы цепь была натянута туго. Мужчину приподняло, так что он повис в кандалах. — Лампу, миледи, — подозвал Кестрел капитан.

Пленник поднял голову. В его глазах отразился свет. Хотя Кестрел и знала, что этот сломленный мужчина не Арин — он был старше и обладал более тонкими чертами лица, — ее сердце сжалось. Его глаза были такими же, как и у большинства геранцев. Но серыми и ясными, совсем как у Арина. И внезапно ей показалось, что это Арин споткнулся на имени бога милосердия, что это он умоляет ее о чем-то, чего она дать ему не в состоянии.

— Лампу, — повторил капитан. — Вы уже начинаете все усложнять, леди Кестрел?

Она подошла ближе и увидела возле пленника контур ведра, до краев наполненного испражнениями и мочой. Кисть правой руки мужчины оказалась вся обмотана марлей.

Капитан снял повязку. Пленник поперхнулся своей молитвой.

На трех пальцах кожи не было.

Кестрел заметила розовые мышцы и блестящие кремовые ленты сухожилий. У нее свело живот. Капитан притащил из другого угла камеры небольшой столик и прижал к нему руку пленника ладонью вверх.

— Как тебя зовут? — спросил капитан. Когда ответа не последовало, валорианец вытащил кинжал и вонзил его в четвертый палец жертвы. Фонтаном брызнула кровь.

— Остановитесь! — взмолилась Кестрел. — Остановите это!

Заключённый попытался вырваться, но капитан прижал его запястье к столу и снова поднял кинжал.

Кестрел перехватила его руку, вцепившись в неё пальцами. Лицо капитана переменилось: на нем появилось почти жадное выражение, оно говорило, что он ждал этой ошибки. Вот что это было. Кестрел провалила испытание императора, даже не зная его условий. Любое колебание было против неё. Каждая капля её жалости учитывалась капитаном. Он запасал её жалость, откладывал, чтобы извлечь потом перед императором, разлить перед ним, как бы говоря: «Посмотрите, как она жалка. Как слабовольна. В ней нет стержня, нужного, чтобы править».