Морин Чайлд - Будь моим мужем!

— Ты бросила меня, это единственное, что я знаю.

— И как долго ты собираешься мне это припоминать?

— А как долго ты собираешься здесь торчать?

От неожиданной словесной пощечины Эмма отступила на шаг. Раньше Каден не был таким тяжелым в общении, таким холодным, невыносимым. Неужели он ждет, что она возьмет все грехи мира на себя?

— Ладно. Я ухожу, — сказала она и схватила куртку.

— Уходи. Это у тебя получается лучше всего, — так же холодно пробормотал он.

— Чтоб тебя, Каден, — взорвалась Эмма и отбросила волосы назад. — Ты же сам меня выгоняешь!

— Нет.

Она уронила куртку и уставилась на него.

— Я не понимаю.

Каден скрестил руки на груди и выпрямился. Он стоял, возвышаясь над ней могучей скалой, неприступной, но такой манящей.

— Ты сказала, что приехала поговорить.

— Да.

— Так давай поговорим.

— Как быстро ты изменил свое мнение, — проворчала она, удивляясь внезапной перемене.

— Пока жила в Голливуде, научилась подозревать всех и каждого?

«Да», — подумала она, но, гордо вскинув голову, сказала:

— Нет.

— Пойдем на кухню, если мы все же начнем разговор, то перекусить не помешает. Нам понадобятся силы.

Каден вышел из гостиной и уверенным шагом пошел на кухню. Эмма последовала за ним. У них и раньше случались долгие споры — оба были упрямы как бараны и не желали признавать поражение, их перепалки продолжались часами. В те времена споры заканчивались в постели. На полу, у стены, на траве, в сарае, на сеновале…

Боже, как это было… У Эммы захватило дух от мысли о том, что сегодня может произойти что‑то подобное.

Интересно, помнит ли он? Хочет ли он ее так же сильно, как она его? Может, он и это имел в виду, предложив подкрепиться?

Следуя за ним, Эмма старалась не смотреть на его спину и ниже ее. Она отводила глаза куда угодно, рассматривала убранство дома, стены, пол. Они прошли мимо столовой — за огромным столом, украшенным резьбой ручной работы, смогли бы разместиться не меньше двадцати человек. На стенах висели картины с изображениями ранчо, городка и владений Кадена.

Столовая была прекрасна, но, войдя в кухню, Эмма так и застыла в дверях. Последние пять лет она снимала крохотную квартирку с Терри, соседкой. Кухня там была такая крошечная, что в раковину едва помещалась тарелка, да и вся их квартира поместилась бы здесь целиком.

Кухня Кадена была воплощением ее мечты. Навесные шкафы из светлого дуба с медными ручками смогли бы вместить годовой запас бакалеи, на открытых полках красовались чашки, декоративные тарелки и расписные кувшины, холодильник исполинских размеров со встроенным монитором сиял алюминиевым блеском, раковина была размещена у панорамного окна с видом на озеро, суперсовременная плита имела множество функций. В центре кухни был установлен большой разделочный стол со столешницей из черно‑белого гранита, вокруг него стояли высокие табуреты. В другом конце комнаты стоял круглый обеденный стол, окруженный восемью стульями. Из окон в этой части кухни открывался вид на ранчо и сосновую аллею.

— Это… — выдохнула Эмма, — идеально!

— Да, кухню закончили несколько лет назад, — сказал Каден, не скрывая гордости. — Проектируя дом, я понял, что мы немало времени проводим на кухне, — собираемся тут после тяжелого трудового дня, едим, разговариваем, — поэтому сделал кухню просторнее, чем планировалось вначале.

Несколько лет назад. Как ему удалось так быстро подняться? Старый дом был маленьким и очень уютным, но этот огромный особняк просто потрясающий.

Каден открыл холодильник и достал тарелку с бутербродами.

Ее глаза округлились.

— Вот это да! Твой холодильник выдает готовую еду?

Он улыбнулся.

— Нет, это привет от моей домоправительницы.

Ну конечно, могла бы догадаться, что кто‑то следит за порядком в таком домище.

— Она живет здесь?

Эмма всей душой надеялась, что нет, если они начнут спорить или ругаться, выяснять, кто прав, кто виноват; она не хотела бы, чтобы их кто‑то слышал.

— Нет, — ответил Каден и поставил тарелку на гранитную столешницу. Затем достал пиво, посмотрел на бутылку задумчиво и спросил: — Будешь?

— Конечно, — ответила она и заняла один из высоких табуретов. — Так значит, она приезжает из города каждый день? Зимой, наверное, тяжело добираться, когда дорогу заметает по колено.

— Виктория живет на ранчо. Она жена Мика Тейлора, помощника управляющего.

Эмма понимающе кивнула. Такие люди, как Тейлор, заведуют всем: нанимают работников, ведут учет, закупают корма — без них ранчо встало бы, как телега без колес.

Каден развернул бутерброды.

— Угощайся, — сказал он, — кажется, сегодня с индейкой и ветчиной.

— Твои любимые, — пробормотала Эмма и взяла один.

Каден удивленно поднял бровь.

— Ты помнишь.

— Мы знаем друг друга почти всю жизнь, как не помнить.

— Угу, — протянул Каден, откусил от своего бутерброда и посмотрел на нее, как прежде.

Сердце забилось сильнее — она все больше желала его, то и дело ее бросало в дрожь от напряжения. Эмма перевела взгляд на его губы, смотрела, как он жует, как напрягаются его челюсти, как двигается кадык, когда он, запрокинув голову, пьет пиво.

Что в нем такого? Почему она реагирует на его близость, как и пять лет назад? Почему чувства не погасли? Как будто ее тело только и ждало, чтобы оказаться как можно ближе к нему, чтобы показать ей, как сильно она к нему привязана.

— Чего разглядываешь? — спросил Каден.

— Ты первый начал, — парировала она и посмотрела ему в глаза.

Как бы она хотела читать его мысли по глазам, как раньше, но за пять лет он хорошо научился скрывать чувства. Ох уж эти жгучие, с огоньком, глаза. Как она скучала по ним!

Каден отставил пиво в сторону, и бутылка чуть слышно звякнула о гранит.

— Итак, ты хотела поговорить, Эмма.

— Да.

С чего начать? Постараться снова объяснить, почему она бросила его? Требовать объяснений, что происходит между ним и ее сестрой? Впрочем, требовать с него что‑либо бесполезно, с ним нужно по‑другому. А может, спросить, как ему удалось за такой короткий срок построить ранчо мечты, пока она перебивалась случайными заработками в Калифорнии?

Каден смотрел на нее, разглядывал, ждал.

И прежде, чем осознать, что говорит, Эмма выпалила:

— Я скучала, Каден.

Он этого не ожидал. Да и она не ожидала от себя такого.

— Могла бы не утруждаться.

— Может, и так, — ответила Эмма задумчиво. — Мне хотелось понять, что на самом деле важно, иначе я не смогла бы по достоинству оценить то, что у меня было.

Неужели это и есть правда? Кажется, да. В Голливуде, среди незнакомцев, она запрещала себе думать о нем, о Монтане, о семье, чтобы не так сильно скучать. Но со временем она поняла, что дом, семья и Каден — самое ценное, что есть в жизни. Было, во всяком случае.