Надежда Михайловна - Верьте в чудеса [СИ]

Тома ушла, Ерохин спросил:

— Чай, кофе, молоко?

— Давай кофе! — умел Ерохин варить вкусный кофе, у Лены вот такой не получался. Когда жили вместе, он посмеивался, что знает волшебное слово.

Вот и сейчас ароматный запах вызвал слюноотделение — сделав глоток, Лена аж зажмурилась, не видя, как дернулся Ерохин. Ему так хотелось присесть рядом, хотя бы приобнять её.

Блины на скорую руку были удивительно вкусными, а ещё у Ерохина оказалось любимое малиновое варенье, сваренное явно Виквикой.

— Виквика? — спросила Лена, зачерпывая ложку.

— Да, мамулька. Вот ещё мед приволокла зачем-то. «От простуды, сыночек!» — передразнил он мать. — Вот и стоят давно обе банки. Хотела сегодня приехать, как же, сыночек на Новый год останется голодным, еле отговорил, пришлось просто угрожать, что не приду в больницу, наверняка же упадет.

Виктория Викторовна, сама себя называющая Виквикой, бывшая свекровь, была теткой заботливой, иногда даже чересчур, но что поделать — Ерохин у неё один единственный ребенок, выживший после четырех неудачных беременностей, и тряслась мамулька над своим ребенком постоянно. Ерохин рос шустрым, хулиганистым непоседой, она мужественно переживала все его ушибы, ссадины, драки, никогда не ходила разбираться с обидчиками — бывало такое в раннем детстве. Ерохин нежно любил свою мамульку. После развода мать, вставшая на сторону жены, а по-другому и быть не могло — вина была полностью его, целый год не разговаривала с ним, и только дочка смогла их помирить.

А когда после развода он назло всем, в первую очередь самому себе, имел несчастье три месяца жить с молодой, мамулька, его разумная, выдержанная мамулька, явилась к нему в квартиру, поперебила много посуды, материлась как последний бомж, плюнула ему в лицо… Ерохин до сих пор был в ауте от такого её поведения, но выводы сделал быстро, тем более, девица умела только одно — не вылазить из постели. Да и не получалось у него такого единодушия и понимания, как с женой, даже во время этого процесса, все было не так, чистая физиология. Ему, привыкшему, что Ленка чутко откликается на малейшее его движение, быстро приелся такой вот секс, и через три месяца он наладил девушку.

Так вот и жил последние пять лет, встречаясь иногда с женщинами чисто для разрядки, а ещё никогда не приводил в квартиру подруг, предпочитая встречи на стороне, и сразу же предупреждал, чтобы на него не рассчитывали — ни жениться, ни жить гражданским или еще каким-то браком он не будет. Сейчас же, присев напротив жующей Ленки, пододвинул ей плошку с медом и бесцельно крутил в руках маленькую ложечку.

— Вкусно, я ведь все съем, Ерохин!

— Ешь! Я уже перекусил. Да и закормили меня Копыловы. Они, Лен, славные такие, Сергеевна-то бодрячком, а Женик её инсульт огрёб после гибели сына. Жили в Мурманске, Женик — морской офицер, в отставку пошел, да вот сын в аварию попал. Они там жить не смогли, переехали сюда, а здесь я такой весь, как она скажет, неприкаянный. Вот и шефствуют надо мной, я понимаю, тяжко им, стараюсь быть полезным. Женик её долго после инсульта восстанавливался — привезли его сюда, можно сказать, развалиной. Сейчас ничего, отошел, даже на инструменте своем играет. Дочка наша к ним постоянно набегала, а они и рады, придумают какую-то вкуснятину и названивают ей, приглашают.

— А-а, вот откуда она всякие выпечки притаскивала — я спрошу, ответ один: «Бабушка Иркина напекла».

— Ребенок наш, — с горечью сказал Ерохин, — в отличие от нас, дураков, очень разумным оказался. Вся в бабку свою. Лен, извини, но это так и есть.

Вздохнул, поднялся и спросил:

— Елку наряжать будешь?

— А у тебя и елка имеется? — спросила Лена, не желая углубляться в то, что давно прошло.

— Есть, я две принес, купил Копыловым на выбор, одна на лоджии стоит, оставил так, на всякий пожарный, игрушек, правда, чуть-чуть, но зато две гирлянды — Катька заставила прикупить, бурчала, что у меня неуютно и скучно, а по мне — нормально. Чего ещё надо, спать есть где, стол на кухне, холодильник, плита — всё путем. Вон, даже цветочки мамулькины выжили на удивление! — он кивнул на подоконник, где стояли три горшка с так любимыми Виквикой бальзаминами, которые она звала по-деревенски — «Ванька мокрый». Я их поливаю, чего-то там говорю, типа:

— Выживайте, мужики!

— Видишь — живут. Мать первым делом, как заявляется, их проверяет, удивляется. В суровых условиях выживают! — он посмеивался, старался говорить на нейтральные темы, но шестнадцать совместных лет никуда не денешь — видела Лена, хорохорится, что-то сильно гнетет его.

— Ерохин, скажи, ты как там оказался? Ну, когда я упала?

— Не поверишь, хотел по Макеева проехать, там одного удальца поперёк развернуло, объезжать по обочине никто не рискнул, а стоять и ждать мне не в жилу, решил по Обухова объехать. Полз еле-еле вот и увидел тебя, как падаешь, прости, что резко не тормознул, уперся бы в забор и не туды, и не сюды.

— Ну что, наряжаем елочку?

— Да!

— Я пошел, крестовину приколочу, ты пока, — он полез на антресоль, достал коробку, — игрушки проверь, мало ли, у какой ниточки нет.

Перенес её, слабо отговаривающуюся, что допрыгает сама, на диван, и накинув старую куртку, купленную сто лет назад Леной, потопал на лоджию.

Лена только сейчас огляделась — комната была безликой, этакий набор необходимой мебели — диван, два кресла, столик на колесиках, на стене телевизор, у окна в углу компьютерный стол с компом, колонки и все. На окне шторы — явно выбранные Виквикой, Ерохину всегда было по фиг, что висит на окнах, ещё у дивана на полу был небольшой коврик.

На полочках у компа какие-то диски, несколько книг и — удивительно — маленькая статуэточка — девчушка с корзинкой цветов. Узнала её Лена — Катькина. Покупали ей лет в пять — выревела тогда.

— Хочу, она на меня похожа!!

Ввалился Ерохин с небольшой, с метр всего, пушистой елочкой.

— Красавица какая! Ерохин у тебя мандарины имеются?

— А как же! Мандарины и елка — это же из детства идет. Лен, наряжай её, я поворачивать буду, как тебе удобнее будет, ты ногу старайся не напрягать.

— Гирлянду тебе на елку цеплять!

— Командуй! — кивнул головой Ерохин. И Лена командовала:

— Немного сюда, вот за эту ветку заведи, нет, вот, вот так. Пробуем, включи.

Опутанная гирляндой елочка замигала, засверкала, и у Лены неожиданно поднялось настроение — отошедшая с мороза елочка, мандарины, игрушки — ведь и правда, до нового года остался один день, и получится он, похоже, неплохим! Как они дружно наряжали её — Ерохин сбегал к соседям, принес большую штопальную иголку, Лена протыкала мандаринки, продевала в них нитки, Ерохин под её команды вешал на веточки, красота.

Наряженную елочку поставили у стены, выключили свет, и так уютно стало в комнате — запах хвои и мандаринов, сверкающая елочка, что до Ерохина, он готов был вечно сидеть в комнате рядом с так необходимой ему женщиной, времени осознать это было много, да и не изменял он ей тогда… Но как объяснить, что все было спланировано заранее?