Кейтлин Крюс - Дерзкое предложение [litres]

– Я не боюсь любви, – с горечью произнес он. – Я ничего не боюсь. Спроси у любого. Все знают, что я до абсурда бесстрашен перед любой опасностью.

– Ты говоришь о другом Малаке, – твердо заявила Шона. – Он умер в тот день, когда твой брат отрекся от трона, не так ли? В тот момент, когда на тебя пала его ответственность, ты, Малак, изменился. У тебя не было иного выбора. И ты не ударил лицом в грязь. Я и сама прошла через такое.

– Конечно, прошла, – язвительно произнес Малак. – Только на какой трон ты взошла, а?

– Я растила ребенка. – Ее голос звучал спокойно. Сухо.

Малак смотрел на Шону и не понимал, как ему быть дальше: то ли схватить ее в объятия, то ли оттолкнуть и раз и навсегда добиться того, чтобы она держалась от него подальше. Он не мог шевельнуться.

А Шона продолжила:

– Мне было двадцать два, я была одинока настолько, что тебе трудно представить. И тут я оказываюсь матерью. Что бы я ни чувствовала, что бы я ни думала, какой бы я ни представляла свою жизнь – все изменило то мгновение. С одной стороны, это известие обескуражило и испугало меня. Но с другой – оно, я думаю, спасло меня.

Малак чувствовал, что нужно сказать что-нибудь – что угодно, – чтобы остановить ее, прежде чем столкнутся и рассыплются в пыль тектонические плиты внутри его. Но Шона, кажется, не слышала его.

– Как-никак, когда ты вынужден делать выбор, ты должен принимать ответственное решение, потому что ставка – это чья-то жизнь. Но когда это решение принято, ты ощущаешь удивительную свободу. Потому что места для ошибок уже нет. – Ее улыбка, грустная, мудрая и прекрасная, потрясла Малака до глубины души. – У тебя остается одна-единственная возможность: совершать только правильные поступки. И ты их совершаешь.

Малак пребывал в страшных мучениях. Он не знал, что хочет или хотел слишком много и сразу. Ему хотелось обнять Шону. Ему хотелось заставить ее замолчать любой ценой. Но он ничего не делал. Он словно превратился в ледяную глыбу, внутри которой пылало пламя.

И что хуже всего, Шона, кажется, понимала, в каком он состоянии.

– Я знаю, что родители от тебя отстранились, – тем временем продолжала она под взглядами предков, которые смотрели на Малака с осуждением. – Возможно, они поступили с тобой жестоко. И я сочувствую тебе. Да, сочувствую. Но из всех женщин на свете, Малак, в качестве матери для твоего ребенка ты выбрал ту, у которой родителей вообще не было. Ты хотя бы знал свою мать.

– Моя мать… ненавидела меня. – Слова сами по себе сорвались с губ Малака. В карих глазах Шоны было нечто сродни состраданию, которое заставило его против воли открыть мучившую его боль.

Всю свою жизнь он упоминал об этом со смехом, как бы шутя, а люди, с которыми он разговаривал, тут же принимались отрицать это. Снова и снова.

«Не может быть, чтобы она ненавидела тебя», – говорили они. «Просто у нее очень сложный характер», – убеждали они его. «Мать не способна ненавидеть своего ребенка», – настаивали они.

Сейчас Малаку была известна правда. Матери нужен был Адир. Малак был для нее утешительным призом, и за это она ненавидела его.

Шона никак не отреагировала на его признание, не стала утешать его всякими банальностями. Она просто внимательно посмотрела на него, и Малак увидел в ее глазах понимание.

– Может, и так, – тихо сказала она. – Но это характеризует ее, а не тебя.

Ее слова были для него как гром среди ясного неба.

– Шона…

– Я все это знаю, – продолжила она. – Господи, я через все это прошла. Всю свою жизнь я расхлебываю последствия того, что они делали со мной, когда я была маленькой. Или не делали. Последствия их жестокости, пренебрежения. И я могла бы жить так дальше. И ты бы мог. Только к чему это приведет?

– Шона.

Но Шону было не остановить. Она шагнула к нему еще ближе и положила ладонь ему на грудь. Малак не находил в себе сил оттолкнуть ее, хотя понимал, что так и должен поступить.

– Я дала себе слово, что никогда не допущу, чтобы Майлз хоть на мгновение почувствовал себя ненужным и ничтожным, – таким, какой всегда ощущала себя я. – Ее карие глаза сияли. – И я этого не допущу. Ты понял меня? Мы сейчас можем решить, какой станет его жизнь. Мы можем решить, каким человеком он станет. Малак, ты действительно хочешь, чтобы он стал таким же, как мы? Ты хочешь, чтобы он сломался в самом начале своего пути? – По ее щекам текли слезы.

Малак сам не заметил, как взял ее за плечи.

– Этому не бывать. – Эти слова прозвучали как самая сокровенная клятва.

– Я верю, что любовь страшна настолько, насколько мы ее такой делаем, – прошептала Шона. – Я верю, что мы не обречены, впустую тратя силы, снова и снова ходить по кругу. Майлз заслуживает лучшей доли. – Она погладила его по щеке. – И мы тоже.

– Я не знаю, как этого добиться, – произнес Малак, преодолев спазм в горле, и наклонился к Шоне. Их лица были так близко, что он мог бы поцеловать ее, но не сделал этого. – Я не знаю, что для этого нужно. Я не знаю, как все это чувствовать…

– А ты и не должен знать. Думаю, этого не знает никто.

– Но ведь я король, Шона. Я не могу позволить себе…

И в следующее мгновение Малака словно прорвало. Он больше не мог сдерживать слова, рвущиеся наружу, не мог он и убрать руки с плеч Шоны и отдалиться от нее. Хотя и пытался.

– Я ни о чем не могу думать, только о тебе, – заговорил он. – Ты преследуешь меня во сне. Ты рядом, куда бы я ни пошел. Это безумие какое-то!

Малак ожидал, что Шона отшатнется, но она улыбнулась. И ему показалось, что среди темной пустынной ночи вспыхнуло яркое и радостное солнце.

– Это не безумие, – покачала головой Шона. – Это любовь.

– Любовь не алчна и ненасытна. Любовь не может быть такой полной, всеобъемлющей, такой…

– Такой совершенной? – подсказала Шона. Приподнявшись на цыпочки, она прошептала ему на ухо: – Мне жаль, что я вынуждена удивить тебя, мой любимый король, но все это и есть любовь.

В душе Малака поднялся вихрь, мощный, сметающий все на своем пути. И вихрь этот породила вера, которую он увидел в ее глазах. Ему больше всего на свете захотелось оправдать это доверие. Он был готов трудиться ради этого даже всю жизнь.

– Даже не знаю, почему ты так уверена, что у нас все получится, – произнес он, обнимая ее. – Ведь раньше любовь приносила одни катастрофы.

– Потому что должно получиться. Потому что иного выбора нет.

Улыбка Шоны стала озорной, и Малак, заглянув в свое сердце, наконец-то осознал, что Шона прочно заняла там свое место в тот момент, когда он много лет назад увидел ее в гостиничном баре. И что она останется там навсегда, до скончания его дней.

– Разве ты не знаешь? – сказала Шона, прижимаясь к нему всем телом. – Я всегда права. Как-никак я королева Халии.