Нина Хитрикова - Наглый [СИ]

— Счастливо оставаться!

Удивительно, что от такой силы, с какой была захлопнута дверь, не треснули стены и сама она не слетела с петель. Этот грохот еще долго стоял в ушах, пока я не вышла из оцепенения и не отправилась в постель. Что плачу, я поняла, когда комната подернулась пеленой и задрожала.

В эту ночь я боялась, что он может вообще уйти из отеля, тем более, что знает город довольно хорошо. Но утром он был на завтраке вместе с остальным классом. Бросил на меня колкий короткий взгляд и обнял довольную Иру Соловьеву — самую красивую девочку в классе, что-то прошептал ей на ухо, отчего она покраснела и звонко рассмеялась. Этот смех прошелся по моим натянутым нервам, словно тупым и ржавым лезвием старого ножа. Федотов смотрел на них с противоположного конца стола с кислым лицом, и в целом был мрачнее питерского неба за окном. Остальные поглядывали кто с интересом, кто с завистью, а кто и вовсе с безразличием. Я старалась вести себя естественно: дежурно улыбалась и была вполне приветливой.

Два дня Гордеев меня намеренно не замечал, лишь на посадке в самолет, когда я, стоя у трапа, пропустила весь класс, отмечая каждого в списке, он остановился рядом и тихо сказал:

— Я исполнил ваше желание. Нравится?

Не знаю, чего он этим добивался, но я растянула губы в вежливой улыбке:

— Ира хорошая девочка. Из вас получилась очень красивая пара. Поздравляю. — Надеюсь, это было достаточно убедительно, потому что эти слова потребовали на тот момент всех моих душевных сил. Максим ничего не ответил, только быстро прошел в салон самолета.

И когда северно-серый, вечно простуженный Питер остался внизу за тяжелыми неторопливыми и неповоротливыми тучами, я пыталась безуспешно уснуть. На душе который день скребли злые и бездомные облезлые кошки.

Провалявшись дома целые сутки в постели, пусто глядя в потолок и не слушая работающий фоном телевизор, звоню Тоне. У нее голос звенит от счастья — они теперь с Волковым вместе, и он собирается ее увезти с собой в Москву.

— А как у тебя дела? Как съездили? Дети ничего не натворили?

— Нет, все хорошо… — В голос прорываются, едва сдерживаемые слезы. — Придёшь ко мне?

И через час я лежу у нее на коленках, а подруга гладит меня по голове, перебирая волосы.

— Самое страшное, что я, кажется, в него влюбилась. — Признаюсь в том, что мучает уже давно, просто осознание пришло только сегодня.

— Это было неизбежно. — С видом мудрой всезнайки заявляет подруга. — Почему-то еще тогда, в «Космосе», когда он стоял и смотрел на тебя, я подумала, что это произойдет. Между вами прямо искры летали.

— Что мне делать, Тонь? — поднимаюсь с ее колен и с надеждой смотрю подруге в глаза, может, она скажет, как мне быть. Потому что сама я уже ничего не знаю. Я так устала.

— Не знаю. — Она пожимает плечами. — Ждать. Может быть все пройдет, а может, ты все же сдашься своему Гордееву.

— Да я же старше его на целую жизнь! Десять лет — почти вечность, если подумать. Чувствую себя старой извращенкой.

— Глупости! — Тоня смеется. — Ты помнишь мою соседку, тетю Клаву? У нее с мужем двенадцать лет разницы. Две-над-цать! — по слогам, как для дурочки повторяет подруга. — И ничего, счастливы.

— Ты что такое говоришь! — В ужасе машу головой. — С ума сошла?! Он же еще ребенок!

— Зато под себя воспитаешь. — Смеется она, а я бью ее маленькой диванной подушкой. Завязывается небольшая потасовка, после чего, сдув волосы с лица, Тоня продолжает. — Ну а если серьезно, то ситуация не просто сложная, а дерьмовая.

— Спасибо, успокоила, а то я не знаю. Вот принесла же его нелегкая в нашу школу!

Тоня пробыла у меня до вечера, пока за ней не приехал Илья. Я же осталась одна — морально готовиться к новой встрече с Максимом и началу второй четверти.

Ирина Владимировна все еще находилась на больничном — какой-то сложный перелом (говорят ей даже спицы [3] Аппарат Илизарова — специальное приспособление, предназначенное для длительной фиксации фрагментов костной ткани. поставили), поэтому я все так же замещала классного руководителя 11 «Б». Вся ответственность за поведение и прогулы учеников лежала на мне. Максим мне работу не облегчал, наоборот практически не ходил в школу вот уже третью неделю, появляясь исключительно на один-два урока. Я иногда видела его в окно, когда он курил за школой, но стоило мне выйти на улицу, его уже не было. Он, как будто играл со мной в прятки, точно зная, что я его не найду. Мои уроки он попросту не посещал. Когда Гордеев все же появлялся в школе, то вел себя так отвратительно, срывая уроки и откровенно хамя, что все учителя в один голос заявляли, что его нужно исключить, причем немедленно. Малый педсовет, собранный по этому поводу, где директор выругал меня, что не могу с ним справиться, что допускаю прогулы и ужасное поведение, срочно требовал решить эту проблему, не доводя до крайней меры — исключения.

— Нам не нужно, чтобы страдала репутация школы. У нас довольно высокий рейтинг, и я не допущу, чтобы он понизился из-за одного ученика. Так что, Юлия Сергеевна, делайте что хотите, но чтобы такого больше не было. — Глядя поверх очков, раздраженно сказала Евгения Андреевна.

В лично деле был номер только отца Максима. Телефонный разговор был коротким, я успела только представиться и попросить прийти его в школу, как услышала только: «Хорошо, завтра в шесть приеду» и короткие гудки в трубке. Он позвонил ровно в 18:00, и сказал, что уже внутри. Про таких обычно говорят «бравый военный». Высокий статный мужчина, суровый на вид, он совсем не был похож с сыном. Круглолицый кареглазый блондин с широким носом, коренастый и крепкий, тогда как Максим был поджарым и по-юношески стройным.

— Андрей Юрьевич, здравствуйте. Я вам звонила, я — замещаю классного руководителя в классе вашего сына. — Мы встретились в фойе школы, а сейчас идем к моему кабинету.

— Здравствуйте. — Он также внимательно меня рассмотрел с головы до ног, чуть улыбнулся и кивнул.

— Проходите, присаживайтесь, куда вам будет удобно. — Показываю рукой на ряды парт, а сама останавливаюсь у своего стола. Тут мне стоять привычней и комфортнее, я слегка волнуюсь и стараюсь незаметно вытереть вспотевшие ладони о ткань шерстяного платья. — Я позвала вас, чтобы поговорить о Максиме.

— Что он натворил? — Спрашивает прямо, но так и остается стоять напротив.

— Систематически прогуливает школу, хамит учителям, срывает уроки. Почти по всем предметам у него либо двойки, либо вообще пропуски. Вот, посмотрите сами — протягиваю ему журнал, чтобы он убедился. Гордеев старший пролистал страницы, помрачнел.

— Так, ясно. А сам он что говорит?

— Он избегает меня — На звонки не отвечает, на уроки не ходит… Ситуация очень плачевная, ему срочно нужно исправлять оценки. Речь уже идет об отчислении, понимаете? Перевестись посреди года и с такими оценками куда-то… проблематично. Он ведь не глупый, я думаю сможет все исправить до конца четверти.