Нина Хитрикова - Наглый [СИ]

К горлу подкатывает тошнота. Я сижу оглушенная, как пыльным мешком прибитая.

— В общем, скандал нам ни к чему, сама понимаешь. Да и тебе жизнь ломать я не хочу. Поэтому подпиши заявление и приказ. Расчет за этот месяц тебе сегодня же переведут. Трудовую забери у Тани.

Я подписываю несколько экземпляров, выхожу в приемную, забираю трудовую, иду по коридору. Все это делаю абсолютно механически, в голове у меня просто белый шум. Я ничего не слышу, не ощущаю. Просто спешу быстрее домой. Там, я смогу наконец выдохнуть, выреветь все, что скопилось. Там, спрячусь под одеялом в окружении родных стен от любых невзгод, и возможно тогда голова перестанет болеть, а под ребрами ныть.

Дни сливаются с один сплошной бесконечный и серый. Праздники остались позади, совершенно незамеченные. Я удалила одним махом свои странички из всех соцсетей, поменяла симку. Почти не выходила на улицу, превратившись в затворницу. Работу пока не искала, выполняя переводы текстов на заказ через всякие сайты для фрилансеров. Денег не много, но на продукты и квартплату хватало. И времени требовалось много, что хорошо — я не думала (старалась не думать) обо всем произошедшем.

Понемногу приходила в себя. Уже могла смотреться в зеркало без отвращения и стыда. Хорошо, что Максим не пытался со мной встретиться, как-то связаться. Так лучше. Хотя кому я вру? Мне хотелось поддержки, хотелось сильное плечо рядом, хотелось, чтобы он обнимал и утешал. И также хотелось никогда больше его не видеть.

Но увидела.

Он стоял у моего подъезда, когда я шла домой из магазина. Я заметила его не сразу, а когда увидела, сбилась с шага, остановилась. Моргнула несколько раз для верности. Не исчез. Все также стоит у подъезда, переминаясь с ноги на ногу. Мы молчим минуты две, глядя друг на друга, пока я не решаюсь заговорить.

— Давно стоишь?

— Нет. — Врет. Снег еле идет, а у него волосы все белые и щеки красные. Руки без перчаток, на шее нет шарфа. — Пустишь на чай?

— Ты спрашиваешь? Надо же. — Язвительные нотки сами прорываются в голос. Он выглядит каким-то не уверенным, немного потерянным и мне становится его жалко. — Ну, пойдем.

Он берет пакеты из моих рук и идет следом в подъезд. В квартире сразу проходит на кухню, ставит пакеты на пол и терпеливо ждет, пока я ставлю чайник, разбираю покупки. Мы опять сидим за столом спустя почти два месяца, разница только во времени суток — сейчас еще утро. Чай почти допит, а Максим так ничего и не сказал.

— И? — Я удивительно спокойна, словно отключила чувства на время.

— Вот. — Он протягивает мне свой паспорт. Я не беру и не смотрю даже на него.

— Что это?

— Мне сегодня восемнадцать исполнилось.

— Поздравляю.

— Я пришел, как обещал.

— Ааа. — Киваю. — Обещал, да. Что-то такое припоминаю. Ну все, обещание выполнено. Можешь идти.

— Юль, я бы и раньше пришел, правда. В тот же день хотел, но батя не пустил. Сказал, что ты не захочешь меня видеть, что тебе надо успокоиться… и я ждал.

Я закрываю глаза. Мое напускное спокойствие трещит по швам, слезы собираются в уголках глаз и катятся по лицу. Максим тут же оказывается рядом. Я чувствую, как он бережно обнимает мои плечи.

— Тш-ш-ш, тихо. Не плач. — Поднимает мое лицо, вытирает щеки. Я начинаю плакать сильнее, сама уже прижимаюсь к нему. Чувствую, как он подхватывает меня на руки, несет, садиться со мной на руках и как нежно гладит по голове, шепча слова утешения. — Я с тобой. Никуда не денусь.

Минут через пятнадцать, выплакав все обиды на его плече, я поднимаю голову и вытираю рукой мокрое лицо. Пытаюсь подняться, но Максим прижимает к себе крепче.

— Пусти.

— Нет. Я теперь тебя не отпущу. Так долго ждал этого… — Он убирает мелкие прилипшие пряди от моего лица, невесомо касается скул, щек, шеи. Смотрит так открыто, завораживающе.

— Меня же выгнали из школы.

— Как? Тебя-то не должны были трогать.

— Вернее принудительно перевели в другую. Так что между нами теперь нет никаких преград. — Я хочу возразить, но он не дает — возраст, это не преграда. Для меня так точно.

— Максим… — Хочу ему в который раз возразить, но он не дает закончить.

— Юль, я тебя люблю. Правда. И сильно.

Я стоял у ее подъезда далеко не первый раз за прошедшее время. Снег сыпал мелкими колючими крупинками, ветер задувал за шиворот, а я забыл шарф и перчатки, да и замерз уже, но это совсем не важно. Важно, что проснувшись утром, я вдруг четко понял — нужно сейчас же идти сюда, к ней. И я вскочил, собираясь с бешенной скоростью и чуть ли не на ходу одеваясь. И вот я тут. Стою и курю уже не первую сигарету. Жду, сам не знаю чего. Вспоминаю.

«… С самого утра отец был не в настроении. А все из-за того, что нас обоих срочно вызвали к директору в школу».

— Что натворил опять? — хмурится, ведя машину к школе.

— Ничего. Я в последнее время паинька.

Евгешка чуть ли не с порога начала в красках рассказывать про меня и мое ужасное поведение. Если она за этим нас звала, то зря, батя мне давно уже провел разговор по-взрослому.

— Вот полюбуйтесь! — Она с возмущением сует бате телефон под нос. Он, прищурившись, смотрит в экран, а потом на меня. — Там еще прочитать надо, внизу. — У меня плохое предчувствие. — Учителя уволили за аморальное поведение, а могли и вовсе посадить.

У меня часто-часто забилось сердце и даже потемнело в глазах, а рот наполнился вязкой слюной. Я сглотнул и забрал телефон у отца из рук. Быстро пробежался по тексту.

— Это фейк! Да я вам такое за пять минут сделаю. Кто-то специально все это придумал.

— То есть это не ты на фото? — Она забирает свой телефон и указывает на экран.

— Нет. Это вообще может быть кто угодно. У вас нет доказа…

— Максим — Евгешка говорит резко и громко, не дав мне договорить. — Если бы мы не уволили Юлию Сергеевну, возможно, тот, кто это написал, осуществил бы свою угрозу.

— Со мной можете делать что хотите! Исключайте на здоровье! Ее не трогайте!

Мне хотелось что-нибудь сломать. Например, разбить телефон в руках Евгешки, или дурацкую вазу на столе. Но я просто вышел из кабинета, с силой хлопнув дверью.

Крик отца остановил меня уже за углом школы.

— К ней собрался? Не ходи пока, не надо. Поверь моему опыту. Ей тебя сейчас видеть совсем не захочется. Подожди.

— Сколько ждать? — отца слушать не хотелось, а хотелось все же бежать к Юле. Но я просто молча стоял и сжимал кулаки так сильно, что пальцы онемели.

— Как минимум пару дней.

Он достал сигарету и затянулся, выпуская горький дым. Протянул мне пачку. Мы курили молча, а когда сигарета у него в руках догорела, папа сказал:

— Тебя, кстати, выгнали.

— Плевать.

Ирку я поймал перед вторым уроком и уволок под лестницу в дальнем коридоре, где часто собираются всякие малолетки.