Рита Флоренс - Подружка невесты

Сколько раз, переехав в этот дом, он представлял себе, как любит ее здесь, вот на этом полу из терракотовой плитки… Желание сжигало его до боли. Какой же он идиот!

— Все в холодильнике, — сказал он. — Я принесу хлеб.

— Я еще никогда не видела такой кухни. — Эва подошла к огромному холодильнику. — Настоящий камин, удобные кресла, большой круглый стол. Очень впечатляюще и все очень-очень уютно.

— Совсем не то, что ты ожидала?

— Нет.

— Удивлена, что нищий полукровка больше не ютится в сарае твоего отца? — Джаред решил, что цинизм — лучшее средство от искушения.

Она захлопнула дверцу холодильника:

— Ничего себе! Я делаю тебе комплимент, а ты все выворачиваешь наизнанку. Злишься на меня и нарочно понимаешь неправильно?

Небрежно — о да, исключительно небрежно — Джаред бросил хлеб на кухонный стол.

— По-моему, непонимание между нами началось очень давно.

— Стало быть, ты на меня злишься. Ты прекрасно знал, Джаред, где я. И не побежал за мной.

— Я не бегаю за женщинами, которым не интересен.

— А я никого не прошу за мной бегать.

Он открыл лоточек с салями.

— Простого «прощай» хватило бы. Эва сглотнула:

— Я вообще удивляюсь, что ты заметил мое отсутствие.

«Еще как, — подумал Джаред, — но ты не узнаешь этого никогда».

— Не волнуйся, золотце. Я быстро справился. Быстрее всего забываешь женщину, когда заводишь себе другую.

Глаза Эвы расширились, в них плескалась невыразимая беспомощность, как если бы он вдруг ударил ее.

— Поэтому ты не снимал трубку, когда я звонила тебе? Из-за гостьи?

«Потому что я боялся, что не переживу разговора с тобой», — подумал Джаред и вызывающе улыбнулся.

— Гостья? Я бы так ее не назвал.

Лицо Эвы медленно заливала краска гнева:

— Думаю, мне лучше уйти.

— Нет уж, черта с два. Теперь ты не сбежишь!

— Прекрасно! — закричала она. — Говори наконец то, что собрался. И покончим с этим!

Он шагнул к ней и встал совсем близко:

— Я хочу знать всю правду.

— Но я не могу сказать тебе всего. А то, что могу, скорее всего, не удовлетворит тебя.

— Да мне не надо, чтобы ты меня удовлетворяла! — Джаред скрипнул зубами. Эва — единственная женщина, которая когда-то его действительно удовлетворяла. Проклятье! Почему именно она должна быть единственной, кто сводит его с ума?

— Я хочу знать, почему за все эти годы ты ни разу не пришла ко мне, почему хотя бы не сказала, что уезжаешь?

Эва покачала головой:

— Я не могла.

— Это не ответ!

Они стояли так близко, что он мог видеть крошечные золотые точечки на радужке ее глаз и вдыхать цветочный парфюм, которым она пользовалась еще в школе. Почему больше всего на свете ему хочется вытрясти из нее душу и целовать, целовать?…

— Я… должна была уйти, Джаред. Отец не оставил мне другого выбора.

— Стало быть, ты винишь своего отца?

— Нет, я лишь пытаюсь объяснить тебе обстоятельства.

— Ну и что же это за обстоятельства? Мне казалось, между нами было что-то особенное.

— Оно и было.

— Между тобой и тем парнем в Нью-Йорке — нет?

Эва беспомощно опустила руки:

— Нет.

— К черту, Эва! Так что же тогда случилось?! Настолько важное, что ты должна была исчезнуть просто так?

— Я боялась, что если этого не сделаю…

— Мамочка! — донесся из столовой голосок Лили.

Эва перевела дыхание: — Джаред…

— Это еще далеко не все, — прошептал он.

— Мамочка!

— Я здесь, Лил.

Малышка появилась в дверях, за ней — Муна.

— У Джареда есть пони! Я его водила… водила… — Лили беспомощно посмотрела на Муну.

— По загону, Маленькая Звездочка. Эва улыбнулась.

— Это здорово, Лил. Но нам уже пора, солнышко. Через полчаса я должна быть на примерке у миссис Бентон. Мы перекусим по дороге.

— Я ела морковку, и Муна дала мне хлеб. Знаешь, мамочка, какой? Внутри кукурузочные зернышки! — Лили обняла Муну и подбежала к Джареду.

Он прижал девчушку к себе и вдруг удивился, как ему грустно оттого, что они уходят.

— Она стала очень красивой женщиной, — сказала Муна, когда машина с Эвой и Лили скрылась из виду.

— Да.

— Дочка вся в нее.

Джаред кивнул.

— Но у нее глаза ее отца.

Он изумленно обернулся к бабушке. Как, ради всего святого, она может это знать?

— Правда таится в сердце, но ее видно через глаза. Ты не видишь того, что прямо перед твоими глазами.

— О чем ты?

— Лили — твой ребенок, Джаред.

Эва подняла лицо, чтобы прохладный душ мог охладить его.

Почти десять вечера, но по-прежнему страшно жарко. И едва живой кондиционер в Ритином доме — вовсе не единственная причина, почему она вся горит. Главная причина — визит к Джареду.

Сколько случилось всего за один день! Сегодня она встретила отца, разговаривала с ним, и он познакомился с Лил. Он пригласил их к себе и приветливо отнесся к внучке. Да, Рита рассказывала ей, что отец изменился. Но разве она может поверить в это? И хочет ли поверить, собственно?

Эва устало опустила голову; прохладная вода побежала по спине.

Впрочем, теперь, когда у нее есть Лили, было бы слишком рискованно решиться на новые отношения с отцом.

Она закрыла руками лицо. Если бы только можно было избавиться от этой боли. Боли, которую причинил ей отец, а она, как эстафету, передала Джареду.

Джаред.

Ее воин-чейен. Ему она подарила свою любовь и свою девственность… А сегодня он стоял рядом с нею в дверях конюшни и смотрел на их малышку Лили. Он вел себя как гостеприимный хозяин, но она чувствовала, что его спокойствие — напускное.

В столовой ей даже показалось, что он хочет поцеловать ее. И она была готова прильнуть к нему, но он вдруг отстранился. И начал забрасывать ее вопросами, а она не нашла в себе сил на них отвечать.

Завтра она съездит к нему еще раз и наконец расскажет все.

Уже сама мысль об этом страшила, но она больше не поддастся страху. Что бы ни говорил ей Джаред, она справится.

Эва вытащила из обертки кусок лавандового мыла и намылилась. Ноги, бедра, живот, грудь. Перед глазами стояло лицо Джареда, его длинные черные волосы касаются ее груди, его рот — ее сосков, его язык…

Боль глубоко внутри — тоска по нему, которую она так долго в себе давила, — вдруг сделалась живой. Эва даже застонала. Она видела себя и Джареда — два переплетенных тела, темное и светлое — на сене в пустой конюшне. Сможет ли она когда-нибудь стереть эту ночь из памяти? Сможет ли она когда-нибудь быть с другим мужчиной, не видя перед собой лица Джареда? Или до конца дней ее будет преследовать взгляд его серых глаз?

Аромат лаванды не приносил успокоения. Эва начала смывать пену.

Но ведь, если честно, дело не в воспоминаниях. Дело просто в Джареде. Быть с ним рядом — все равно что находиться возле вулкана. Знаешь, что он не проснулся и ничем не грозит, но все равно ощущение, что это может в любой момент произойти, лишает тебя воли.