Мишель Смарт - Следуй за своим сердцем

В ответ на его тираду Ева пораженно молчала. Даниель и сам не понимал, отчего так завелся: в глубине души он понимал, что он не прав по отношению к Еве, но уже не мог остановиться. За всю свою жизнь он ни разу не слышал ни слова критики в адрес брата. Ни разу!

— Я не критиковала его, — спокойно возразила Ева, но голос ее дрогнул. — Ты спросил, что я думаю, я тебе сказала. Твой брат делал поразительные вещи — и ничто этого не изменит, особенно мое личное мнение, в котором нет ничего плохого.

Даниель сделал глубокий вдох и впился пальцами в сиденье автомобиля. Ему было больно оттого, что мнение Евы так точно совпало с его собственным. Он всегда считал, что Пиета действует напоказ, а не от чистого сердца. Но его потаенные мысли — это одно: Пиета был его братом, так что он вправе критиковать его. Но только он. И никто другой.

— Ты имеешь право на свое мнение, но тебе стоит помнить, что я всегда буду защищать брата.

— Я понимаю, — тихо отозвалась она. — Семейные узы — штука крепкая. Даже когда твои близкие — худшие люди на свете, инстинктивно все равно хочется защищать их.

Да уж, она знала, о чем говорила. И это разозлило его еще сильнее. Но он не хотел знать деталей. Он вообще ничего больше не хотел знать о ней. Их брак основан на долгосрочном соглашении, и эмоциям здесь не место. Все, что он чувствует к ней, — плотская страсть.

Ева чувствовала себя ужасно несчастной. Она не сказала Даниелю ничего плохого о его брате, но чем‑то разозлила его. Ей бы стоило держать рот на замке. Она никогда не считала, что Пиета был из тех филантропов, которые действуют ради того, чтобы ими восхищались. Даниель же не переставал удивлять ее: под маской самовлюбленного эгоиста скрывался прекрасный человек, который не нуждался во всеобщем поклонении. Напротив, он делал все, чтобы его благотворительность не бросалась в глаза.

Последние десять минут поездки до замка в салоне машины царило молчание. Когда они заехали во внутренний двор и остановились, Даниель вышел из машины и предложил Еве руку, чтобы помочь выйти. Однако вместо того, чтобы, как обычно, попытаться задержать ее ладонь в своей, выпустил, едва Ева ступила на землю.

Они молчали, пока шли в теперь уже теплую спальню.

Готовясь ко сну, Ева размышляла, что же сказать Даниелю, чтобы между ними снова воцарилось взаимопонимание. В процессе этих размышлений она вдруг с испугом осознала, как быстро изменились ее чувства к нему.

Их отношения с Иоганном развивались очень медленно, даже как‑то застенчиво. Их связывала искренняя дружба и любовь, но не страсть. Глядя на него, она ощущала себя в безопасности. Целуя его, она чувствовала безмятежность.

Когда она смотрела на Даниеля, ей казалось, что в ее груди бьются два сердца. А когда он поцеловал ее, она ощутила желание, которое едва могла укротить.

Нет, не укротить. Это неверное слово. Разве возможно укротить силу природы? От нее можно только бежать и надеяться, что бежишь достаточно быстро. Или спрятать и уповать на то, что она спрятана в надежном месте. От чувства, которое вызвал в ней поцелуй Даниеля, Ева попыталась бежать, но понимала, что это бесполезно. Все время, что она была рядом с ним, между ними пульсировало взаимное притяжение — пугающе сильное притяжение. И Ева изо всех сил старалась справиться со своими страхами. Чего же ей бояться? Это же просто секс…

Секс всегда мало значил для нее, так почему сейчас все иначе? Она в самом начале прямо сказала Даниелю, что секса между ними никогда не будет, потому что их брак зиждется лишь на деньгах, а тело свое продавать она не намерена.

Но ее чувства изменились. Она… влюбилась. Так что теперь в сексе с Даниелем нет ничего зазорного. Какую власть теперь он получит над ней? До сих пор она была свободна и могла уйти, когда пожелает.

Ева поспешно схватила халат, надела его на голое тело и туго затянула пояс вокруг талии. Больше никаких раздумий. Никаких опасений. Никаких сомнений. Все же стало так просто! Она хочет Даниеля, он хочет ее. Какие тут могут быть страхи?

Она решительно вышла из ванной комнаты. Даниель уже лежал в постели — на своей стороне кровати, отвернувшись лицом к стене и закутавшись в одеяло. Свет в спальне был погашен, горела только прикроватная лампа на стороне Евы. На ее появление Даниель не отреагировал ни звуком, ни движением.

Неслышно ступая, Ева подошла к своей стороне кровати, но вместо того, чтобы скользнуть под одеяло, распустила перевязь полога и потянула его к центральной опоре. Даниель, перевернувшись на спину, молча наблюдал, как она идет вокруг кровати, постепенно закрывая ее пологом. Когда тяжелые занавеси сомкнулись, она проскользнула между ними, оказавшись около Даниеля.

Отгороженные от всего мира плотной занавесью, они словно оказались в далеком прошлом. Еве нетрудно было представить, как точно так же уединялись здесь предки Даниеля столетия назад. Крошечные огоньки, обрамлявшие деревянное изголовье, которые он, должно быть, включил, пока она шла к нему вокруг огромного ложа, окутали их мягким красным мерцанием.

Даниель лежал, закинув руку за голову, и не сводил с Евы глаз. Она положила ладонь ему на грудь, не давая себе времени на сомнения, стянула с него одеяло и замерла, залюбовавшись его прекрасным нагим телом, которое видела впервые.

Длинные мускулистые ноги, широкая, почти совсем гладкая грудь с островком кудрявых волосков между темных сосков и… столь внушительная эрекция, что она даже моргнула, подумав, не игра ли это света и тени.

Где‑то глубоко внутри она ощутила тяжелую горячую пульсацию. Сила природы, от которой она тщетно пыталась сбежать, настигла ее, живительным потоком разливаясь по венам, и Ева с радостью приняла ее. Вот оно! То, чего она так хотела. То, чего хотели они оба.

Она невольно перевела взгляд на его ноги. Она и не представляла себе, что ноги мужчины могут быть такими красивыми. Протянув руку, Ева дотронулась до правой — пальцы его чуть шевельнулись. Медленно и нежно провела ладонью по его лодыжке, голени, бедру, затем выше — по плоскому животу, по часто вздымавшейся груди, по напряженной шее и наконец остановилась, добравшись до его губ. Приложила к ним указательный палец и уселась на край кровати рядом с ним. Глядя ему в глаза, развязала пояс своего халата и открыла ему свою ослепительную наготу.

Зрачки его расширились, он издал восхищенный стон. Она взяла его руку, погладила длинные крепкие пальцы, потом поднесла к губам и провела языком по широкой ладони.

Дыхание его участилось.

Она положила его руку себе на грудь.

Ощущение от его прикосновения к ее нагому телу было столь ошеломительным — словно ее кожу прошили горячие иглы, — что она резко запрокинула голову.