Мишель Кондер - Мастер-класс от плейбоя

— Проклятье, Поппи, вы могли пострадать. — Себастьяно злобно выругался под нос. — Вас могли убить.

— Повезло, что Саймон глухой, и он проспал всю эту сцену.

— Твой брат глухой? — Его брови взметнулись вверх.

— Да, но это не влияет на его развитие. Он совершенно нормальный подросток.

— И ты заботилась о нем всю свою жизнь?

— С тех пор как ему исполнилось два. Я устраивала истерики, когда социальные работники пытались нас разлучить. Один раз нас почти разлучили, но в основном никто не хотел брать глухого малыша. И он всегда был спокоен, когда я была рядом.

— Ты потрясающая, ты знаешь это? — Он обхватил ее лицо ладонями. — Сильная. Сексуальная. Красивая. Внутри и снаружи.

— Не надо, — сказала она, смущенная его похвалой. Она не была особенной. Это лишь вопрос времени, когда он это поймет.

— Это так, — мягко заметил он. — Но я согласен. — Он сел в маленькое кресло в углу и потянул за пояс ее халата. — Мы достаточно поговорили. — Он проложил дорожку из поцелуев по талии девушки и повернул ее лицом к перилам.

— Что ты делаешь? — задыхаясь, спросила Поппи.

— Я покажу тебе, что ты заставляешь меня чувствовать. Наклонись вперед, bella , — промурлыкал он в ухо девушке. — Обопрись на балюстраду. Не отпускай.

Несколько часов спустя Себастьяно внезапно проснулся. Единственным звуком в комнате было мягкое дыхание Поппи, лежавшей рядом. Он осторожно повернул голову, чтобы убедиться, что она спит. Так и было. Ее мягкие изгибы прижимались к его боку, ее губы опухли от поцелуев, ее шелковистые волосы рассыпались по подушке.

В этот раз их занятия любовью были другими: менее интенсивные, но более мощные. Если такое вообще возможно.

Он поправил одеяло над ее плечом, и она теснее прижалась к нему. Он улыбнулся и скользнул рукой по бедру девушки. Ее кожа казалась шелком под его грубой рукой. Она вздохнула во сне, согрев дыханием его грудь. Он смотрел, как она просыпается, покрывая поцелуями брови, щеки, ямочку у рта. Она была так отзывчива на его прикосновения, что он уже мог представить, как она поворачивается к нему, прижимается к его телу и стонет от его ласк.

Боже, предполагалось, что это будет последняя ночь. Не то чтобы они это оговаривали. Но он так полагал. А теперь, если быть честным до конца, он хотел большего. Вот она — ирония судьбы.

В глубине души, наверное, он знал, что так все и закончится, потому держался от нее на расстоянии.

«Конечно, Кастильоне, ты очень сильно старался», — гаденько подсказал внутренний голос.

Раздраженный собой, он осторожно вытащил руку из-под шеи Поппи и направился в душ.

Черт возьми, он действительно пытался. Только она вымотала его.

«Чем? Дыханием?»

Он повернул кран, и горячая вода обрушилась на его напряженное тело.

Он рассказал ей о своих родителях, и это заставило чувствовать себя уязвимым. Каким-то образом она выкачивала из него информацию. Если он не будет осторожен, он увязнет во всем этом еще до того, как поймет.

А что насчет ее истории? Боже! Он все еще был на взводе от этого; он хотел выследить животное, которое напало на нее, и избить его до полусмерти. Ее жизненный опыт был намного хуже, чем все, с чем столкнулся он сам, но она не жаловалась и себя не жалела, как это делал он.

Он подставил голову под струю воды.

То, что началось как стопроцентная подделка, в какой-то момент превратилось в пятидесятипроцентную. И эти пятьдесят процентов были на ее стороне. Потому что, как только он переспал с ней, для него все стало настоящим. Теперь он не хотел, чтобы это заканчивалось.

Не сейчас, по крайней мере.

Кто сказал, что они должны закончить их отношения? Они никому не причиняли вреда. Они не нарушали никаких законов. Двое взрослых людей пытались унять возникшее между ними сексуальное влечение.

Себастьяно медленно, удовлетворенно улыбнулся. Ему стало легче от такой постановки вопроса. Все было под контролем. Он прошел в спальню. Да, они пытаются избавиться от сексуального влечения.

— Проснись и пой, соня. Гуггенхайм ждет.

— Если ты видел одну картину, считай, что видел их все, — простонала Поппи и накрыла голову подушкой.

— Какое кощунство, стажер! — ухмыльнулся Себастьяно. — Пикассо только что перевернулся в своей могиле.

— Пикассо мог бы прямо сейчас рисовать свои картины у нас за окном, и мне было бы все равно, — проворчала она.

Тихо смеясь, Себастьяно поднял подушку с головы девушки и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Он когда-нибудь чувствовал себя таким счастливым?

Да, подумал он. И волоски на его руках встали дыбом. Его ухмылка угасла. Он чувствовал себя таким счастливым, когда был ребенком. Слепо, блаженно счастливым, и совершенно не понимал, как легко можно потерять это счастье, приняв одно неверное решение.

Они прилетели в Неаполь поздно вечером. Радость от проведенного дня в Венеции не покидала Поппи. Улыбающийся водитель лимузина поприветствовал их в аэропорту и повез в сумерках к вилле Кастильоне.

Поппи улыбалась мягкой, мечтательной улыбкой, вспоминая, как они провели этот день: ели пиццу на открытой веранде пиццерии, посетили Музей Гуггенхайм и побывали на острове Мурано, где она купила две маленькие стеклянные фигурки, одну для Саймона и одну для Мэри-Энн. Себастьяно купил для нее крошечную синюю птицу. Он сказал, что цвет напоминает ему цвет ее глаз, когда она счастлива.

Все было так прекрасно. Так удивительно естественно, что она совсем забыла, что на самом деле это не так. Себастьяно тоже забыл?

Она взглянула на его точеный профиль. Быть с этим мужчиной было похоже на сон, от которого она никогда не хотела просыпаться. Но чем ближе они подъезжали к вилле, тем ближе было их возвращение в Лондон и реальный мир. Реальный мир, где ей снова предстояло быть мужественной и стойкой и двигаться дальше, даже если все шло совершенно не так, как она хотела.

Поппи вспомнила все приемные семьи, в которых они жили с Саймоном. Не все из них были плохими. Некоторые казались многообещающими, но в конце концов даже эти семьи не хотели их.

Желудок Поппи сжался, и она прижала руку к животу.

— Все в порядке? — спросил Себастьяно, заметив этот жест.

— Конечно, — пробормотала она, глядя на их переплетенные пальцы.

Она последует примеру Себастьяно Она упакует вещи, оставшиеся на вилле, попрощается с ним: когда он довезет ее до дома, может быть, пожмет руку, поблагодарит за прекрасные выходные и… О боже. Третье желание…

Она почти забыла о третьем желании.

Ее горло сжалось. Она уже решила оставить все как есть. Ведь она любила его. Какой смысл и дальше отрицать это?

Но она подозревала, что Себастьяно не отступится так легко по поводу ее желания. Он всегда выполнял свои обещания. Еще одна вещь, которая привлекала в нем.