Людмила Белякова - Ниоле: Обнаженная натура

— Да, но когда я утром выходил, — говорил Сергей, помогая Ниоле снять куртку, — у меня такое злорадное чувство было — ух!.. Погода-то ноябрьская, но все равно март, март, март!

— Чего орешь, как мартовский кот? — спросил Леша, появляясь в прихожей. — Привет, Ниоле.

— А я и есть мартовский, только не кот. И о котах при мне не надо! Ниоле, забыл спросить, а когда у тебя день рождения?

— В июле.

— Ракушка, что ли?.. Давай иди причесывайся, а я тут повоюю один.

Сергею пришлось давать почти полный свет, потому что быстро стемнело.

— Ну и чего? — спросил он у взъерошенного Леши.

— Мадам переодеваются к выходу, — ответил он глубокомысленно.

Ниоле явилась в светло-голубом атласном платье на тонких бретельках. Ее волосы были уложены в трехэтажную прическу, похожую на закрученную морскую раковину. На веках поблескивали голубые тени в тон платью, губы, перламутрово-оранжевые, повторяли цвет волос.

«Немного вульгарно, но для рекламного фото в самый раз», — подумал Сергей и сказал:

— А-ля потряс пирамидон. Прическа на сколько рассчитана?

— На века, — сказал Леша.

— Я столько не выдержу, — жалостливо произнесла Ниоле, неуверенно шагая на высоченных каблуках. — Леша мне так волосы перетянул…

— Серега, у меня дела. Я тебе еще нужен?

«Никто мне здесь теперь не нужен!» — чуть не закричал Сергей, но, пожав плечами, лениво произнес:

— Нет, в принципе… А ты хочешь слинять?

— Да… Три-четыре плана на мою долю сделаешь?

«За твое своевременное бегство — хоть дюжину!!!»

— А кто этот вавилон разбирать станет? — возмутилась Ниоле, тыча пальчиком в прическу.

— Ножовка в хозяйстве найдется, Серега? — подкалывая начавшую беспокоиться Ниоле, поинтересовался Алеша.

— Да найдется, — принимая игру, утешил его Сергей. — Ну там долото, стамеска… Найдем. Ты главное, Леша, не волнуйся. Твое дело — возвести… А я уж тут… сам. Стенобитное орудие подгоним на крайний случай…

Леша, согласно кивая, вышел из студии.

— Нет, молодые люди…

Сергей перехватил Ниоле, которая нацелилась ловить собиравшегося на выход Алешу.

— Ну вы, ребята, и шутите… Эй!

— Да сам я все сделаю! — забавляясь ее неподдельным возмущением, сказал Сергей. — Леш, дверь захлопни!

— А! — догадалась Ниоле, останавливаясь на полпути к прихожей. — Мне ж девчонки говорили — фотографы специально их злят, чтобы глаза заблестели! Ну вы и фрукты-овощи!

— Сядь, пожалуйста, на стульчик. Сделаем крупешников для Алексея. Ему зачеты сдавать надо. Он хороший, правда?

Ниоле не ответила, еще кипя, но на барный стул взобралась и послушно выполнила все, что требовал Сергей.

— Чудненько!.. Отдохни. Десять минут на возжигание огня, и мы повторим предыдущий опыт.

Сергей вложил в слова вполне определенный смысл и оглянулся на Ниоле.

«Ведь пришла же ты опять? Ведь пришла?»

— В части фотографирования, — едва размыкая губы, произнесла она.

— Как скажешь, дорогая, — легко ответил Сергей.

Некормленный два дня огонь жадно набросился на сухое дерево, а Сергей взялся за камеру.

— Ниоле, с ногами на диванчик заберись, поуютней так — как твоя Пуся… Вот! А бретелечку с плечика спусти? Ох, клевенько! Мадам Рекамье, да и только.

— Она в эпоху ампира жила, недотепа.

Ниоле уже расслабилась, принялась позировать, то игриво склоняя голову к плечу, то закидывая ее назад, демонстрируя длинную шею.

«Переигрывать начала… А может, это к лучшему? Истомим девушку комплиментами, да и возьмем тепленькой…»

— Не устала? — спросил Сергей, меняя ракурс.

— Нет, так, немного… Жарко что-то у тебя сегодня.

— Ветер не в нашу сторону.

— Что у нас еще на сегодня? — спросила она, потягиваясь.

«Да повестка дня-то у нас не сказать чтоб богатая… Но мне и этого довольно».

— Сейчас придумаем, — сказал Сергей, отключая общий свет. — Давай перекусим?

— …Я все вспоминаю тот абзац о театральных представлениях с раздеванием, — как бы невзначай начал разводку Сергей. Они уже сидели в креслах у круглого столика на ножке и ужинали. При свечах.

— А что? — откликнулась она. — Это исторический факт.

— Как бы нам постановочный кадр сделать на эту тему?

— Делай. Я мебель пока не забираю.

Сергей принес две чашки кофе.

— Ой, теперь с коньяком? — отняла чашку от губ Ниоле.

— Угу, капнул чуть-чуть.

«Не только с коньяком… Пей, девочка, пей!»

— Здорово у тебя кофе получается.

— Ну, — пожал плечами Сергей, — пролечу как фотохудожник, пойду в бармены.

— Ну что ты! — вытаращила глаза Ниоле. — Все у тебя получится.

— Допила?

— Да, а что?

— Сядь у камина на шкурку и гляди на огонь. Я тебя в контражур…

— …щелбахну, — рассмеялась она.

Сергей сделал небольшой заполняющий свет. Ниоле села на шкуру напротив камина.

— Ручку чуть отставь и ножки вытяни. Бедрышко чуть повыше, не надо вперед заваливаться.

Сергей лежал на животе на полу и командовал:

— Теперь в профиль повернись… И сядь боком, обхватив колени… Ну, прэлэстно, прэлэстно… Все, снято.

— Голова болит, — жалобно призналась Ниоле. — Тащи свой инструмент, садист… Еще десять минут, и я даже на бензопилу «Дружба» буду согласна.

— Зачем же такие страсти? — пробурчал себе под нос Сергей, перебираясь к ней поближе.

Он поискал хитрый веревочный узелок на вершине прически и, растянув его, разрушил Лешино творение.

— У-ух, — с облегчением вздохнула Ниоле, опуская голову ему на плечо.

«Так, девушка созрела».

Сергей ласково расправил скрученные пряди и вытащил шпильки. Попутно он спустил с плеча Ниоле вторую бретельку и прикоснулся губами к шее.

— Ты не разденешься? — совсем тихо, словно кто-то мог их услышать, спросил он. — Я могу помочь.

— Зачем?! — отстраняясь от него, спросила Ниоле так, будто ей предложили слетать на Плутон.

— Хочу сфотографировать тебя обнаженной, — просто и без прикрас объяснил Сергей.

— Нет! — решительно воскликнула Ниоле, порываясь подняться.

— Да отчего же нет, бельчонок? — силой удержал ее Сергей.

Она подняла на место обе бретельки и прикрыла грудь скрещенными руками, словно уже была голой.

«Эх, маловато я ей накапал!» — с досадой подумал Сергей.

— Это же так естественно — когда художник хочет увековечить красоту своей возлюбленной. Разве нет?

Ниоле молчала, так же прикрываясь и глядя в сторону.

— Все художники так делали… Вы же знаете, госпожа искусствовед. И Рембрандт, и Пуссен, и Дали… Почему я не могу? Всего только со спины и в контражур. Почти как и в платье.

— Тогда зачем? — мельком взглянув на него, прошептала Ниоле.

— Затем, что это мое художественное решение, и я хочу сравнить его с предыдущим.

— Я не хочу, чтобы эти снимки где-то существовали, куда-то могли попасть… Мне будет… неуютно.