Арина Бурыгина - Пробуждение: Приснись мне снова

Я держала трубку душа одной рукой, а другою невольно вторила бессовестным мыслям… Ладонь моя погладила груди, пальцы ласково помяли соски, и те враз отвердели. Затем рука опустилась и легла на живот — действительно податливый и мягкий. Средний палец нырнул в выемку пупка, приподнялся, обвел его по краю несколько раз, и ладонь медленно заскользила по мокрому животу ниже, ниже, ниже… Пальцы зарылись в волоски, стали нежно расчесывать их, иногда, будто случайно, проскакивая еще чуточку ниже к выпуклым долькам… Непроизвольно раздвинуты бедра — и вот палец уже в горячей расщелине между ними. Он начинает двигаться вверх-вниз, вверх-вниз… Я уже не руковожу им сознательно, в голове сплошная розовая пелена. Рука с душем тоже опускается, упругие теплые струи воды направлены туда, где безостановочно трудится палец…

Ах, как сладко!.. Как хочется раствориться в этом блаженном тепле, стать водяными брызгами, взлететь в небо облаком, пролиться легким дождем!..

И я почти уже пролилась, когда стук в дверь ванной вернул меня с небес на землю…

— Майя! Что с тобой? Тебе плохо?..

Я быстро выключила воду и крикнула:

— Со мной все в порядке!

— Ты так стонала!.. Зачем ты закрылась? Открой!

— Подожди, я уже выхожу…

Я выпрыгнула на холодный кафель, стараясь не смотреть на окружавшие меня зеркала. Мне было так стыдно, что видеть себя не хотелось.

Чем я сейчас занималась?! Какой ужас… Меня ждет любимый мужчина, жаждущий подарить мне сокровенные ласки, а я втихаря… Ох, совсем уже, видимо, рехнулась!..

Наскоро обтеревшись, я обернула талию желтым и пушистым, словно цыпленок, полотенцем и выпорхнула из ванной. Матвей все еще стоял возле двери и сразу подхватил меня, прижал к себе.

— Я испугался… Думал, тебе плохо.

— Мне хорошо, — опустила я глаза. — Это я… пела.

— Пела?! Совсем не похоже было на пение, скорее на…

— Вот такая я певица, — быстро улыбнулась я и запечатала рот Матвея поцелуем. Не хватало еще услышать его догадку!.. Мне тогда и в глаза ему не посмотреть будет… Хотя я вроде бы слышала или читала, что отношение мужчин к подобным женским «шалостям» скорее положительное. Это их даже возбуждает, заводит. Но лучше мы это проверим как-нибудь потом. Может быть. А сейчас… — Ты уже все приготовил?

— Да, моя госпожа! — шутливо склонил голову Матвей. А потом подхватил меня на руки и понес в спальню, где была призывно распахнута постель. Я взглянула на нее и невольно заулыбалась, все: подушки, пододеяльник, простыня — сияло солнечной желтизной. Похоже, друг Матвея был настоящим солнцепоклонником!

Матвей бережно опустил меня на кровать. Моя «набедренная повязка» при этом размоталась, и я оказалась полностью обнажена. Сколько раз я представала уже перед любимым в таком виде во сне! Однако сейчас я отчего-то почувствовала неловкость, невольно подтянула край полотенца и прикрыла верх бедер. Матвей недоуменно приподнял брови, но тут же и улыбнулся, приняв, видимо, мое действие за начало игры. Вот только играть мне почему-то расхотелось. Совершенно… Мне стало даже страшно за себя. Чего это я вдруг? Ведь это же Матвей передо мной — любимый, желанный! Я мечтала об этой минуте столько дней и ночей!..

Он стоял перед призывно распахнутой солнечной постелью, в которой лежало его желанное (я надеялась) Солнышко, — в рубашке и брюках и почему-то не спешил раздеваться. Я представила вдруг на его месте Ваню. Уж тот-то бы ждать не стал! Прыгнул бы сейчас на меня, вдавил в желтую простыню, обдал перегаром, оцарапал щетиной щеку, обслюнявил губы, спешно воткнул что и куда следует и запрыгал, заерзал бы, похотливо мыча и ухая…

Вместе с накатившей брезгливостью меня вдруг охватило внезапное чувство вины перед мужем. Он сидит сейчас, играет с Сашкой, поглядывает на часы, матерится под нос, поминая мое начальство, назначающее совещания в нерабочее время… Мне стало совсем тошно. Как противно все-таки лгать! Особенно близким людям.

— Ну, чего же ты? — почти раздраженно бросила я Матвею. Вообще-то мне уже откровенно хотелось вскочить, одеться и убежать из этой солнечной квартиры. Домой. К мужу и сыну. К родному, ненаглядному сынуле и, пусть к нелюбимому, но законному и единственному в моей жизни мужчине.

А тот, кто стремился нарушить эту законность и единственность, как-то неловко дернул плечами, потянулся было к пуговицам на рубашке, а потом торопливо пошел к выключателю и погасил в комнате свет. Теперь темноту нарушал лишь свет фонарей из-за желтой (конечно же!) шторы. Я хмыкнула, но промолчала. Откровенно говоря, без света я тоже почувствовала себя уютней.

Матвей опустился рядом и положил ладонь мне на плечо. Это нерешительное прикосновение почему-то не принесло мне ожидаемой радости. Нет, оно было приятным, но… не пробило током желания, не вызвало заветных мурашек… И все-таки я потянулась к любимому, прижалась к нему, положила голову на его грудь. Он снова как-то нерешительно провел по моим волосам ладонью, ткнулся в висок, потом нашел мои губы и поцеловал. Но не так, опять не так, как я ждала! Впрочем, ждала ли? То есть, конечно, ждала, но вот хотела ли я этого сейчас?..

Странно, странно… Что-то непонятное творилось сейчас со мной… с нами. Мы и хотели друг друга — вон как дрожат пальцы Матвея! — и будто чего-то боялись, не могли переступить через возникшее между нами препятствие…

Я отчего-то зажмурилась и решила перехватить инициативу. Нежно погладила затылок любимого, опустила ладонь по шее к лопаткам, стала ласкать, гладить его широкую спину. Вторую руку я положила ему на грудь, и теперь уже не он мне, а я ему стала мягко, подушечками пальцев, ощупывать, потягивать соски. Матвей как-то странно всхлипнул и занялся моей грудью. Так, почти целомудренно, мы «развлекались» довольно долго, не решаясь перейти к более откровенным ласкам. Первой, опять же, не выдержала я… Впрочем, «не выдержала» — совсем не в том смысле, что все во мне клокотало и горело, требуя немедленного удовлетворения. Совсем наоборот. Все во мне замерло и сжалось. Я по-прежнему не хотела ничего, кроме как встать, одеться и поскорее вернуться домой, к сыну и мужу. Но сделать так — значило бы смертельно (и главное — незаслуженно) обидеть любимого! А в том, что Матвей по-прежнему оставался моим любимым, не было ни малейших сомнений. Поэтому я решительно засунула свои комплексы куда подальше и дала, как говорится, волю рукам. Одна из них скользнула со спины Матвея на ягодицы и принялась нежно массировать их, а вторая, чуть помедлив, опустилась ему на живот и, почти не задерживаясь, еще ниже. И… она не встретила там того, что ожидала!.. Мой любимый был совершенно не готов… к продолжению!

А реакция Матвея на мое интимное прикосновение была и вовсе неожиданной. Он вздрогнул, почти оттолкнул меня и отодвинулся на самый край постели. Наверное, с минуту мы лежали молча. Растерянная, я уже почти решилась встать и одеться, когда Матвей заговорил, не повернув ко мне головы, глядя на видимую в желтоватой полутьме лишь ему одному точку: