Мейси Ейтс - Запредельный накал страсти

— Вчера вы явно разозлились. Я, кстати, тоже. Мы оба вели себя неправильно. Я причинил вам боль. Я не хотел, простите. Вы невероятно привлекательная юная особа. Но даже если я и не произношу это вслух, я хочу, чтобы вы знали: хотя мы сейчас играем на публику и я признался вам в том, что мне скучно по жизни, тем не менее, несмотря на все это, меня к вам влечет.

Габриэлла глубоко вздохнула, закрыв глаза от волнения. Она по‑прежнему обнимала его за шею, потом встала на цыпочки и запечатлела поцелуй на его губах. Он был быстрым и коротким, но чувственным. Алекс был уверен, что она оставила не только красный след от помады, но и неизгладимый след в его душе.

— Теперь, — сказал он, — я думаю, пришло время сбежать.

Габриэлла вдруг поняла, что совершенно не может сопротивляться магнетическому обаянию Алекса. Под его взглядом, под влиянием его пыла она просто таяла. Конечно же она чувствовала, что тоже начинает ему нравиться.

Она еще никогда в своей жизни не переживала столь трогательного момента. Ее нежные прикосновения, его поцелуй… И все же она чувствовала себя как испуганная мышь в лапах не голодного, развлекающегося от скуки кота.

Да, сначала Габриэлле хотелось вести эту игру, самой соблазнить Алекса. Но красивые слова привлекательного мужчины тронули до глубины души, и ее план изменился. Поддавшись его чарам, она потеряла чувство самоконтроля… И сейчас это пугало ее больше всего.

Крыло дворца, в которое они прошли, было свободным от гостей и персонала. Все находились в зале или в другой половине дома между кухней и банкетным залом.

— Пойдем со мной, — позвал Алекс, обхватив ее за талию и ведя к двойным дверям в конце коридора.

Она подчинилась, потому что ей и самой начинала нравиться эта игра. Тем более длиться она будет не долго: все закончится сегодня вечером.

Да, единственная попытка соблазнения мужчины потерпела крах.

От этой мысли ей захотелось заплакать. Прямо здесь, посреди коридора. Но она не могла себе позволить ни малейшего проявления слабости.

Она надеялась, что это займет всю ночь.

Они могли бы провести весь вечер, бродя по пустым залам, и было бы хорошо, если бы он ее не трогал. Было бы хорошо просто ходить рядом с ним.

«Все так просто? Несколько комплиментов, и ты готова растаять, как масло?»

Да. Так и есть.

Но самым странным был тот факт, что она узнала Алекса лучше. Была уверена, что там, в зале, Алекс был настоящим.

Он открыл одну из дверей и проскользнул внутрь, увлекая ее за собой.

— Интересно, здесь есть камеры наблюдения? — спросила она.

— Я не заметил, — сказал Алекс. — Поверьте, я посмотрел внимательно. У хозяина нет причин думать, что кто‑то из гостей умыкнет какой‑нибудь предмет искусства. А мы не собираемся брать те предметы, о которых он знает.

— Сказочная технология.

— Кстати, я хочу получить свой поцелуй, — заявил он, повернувшись к ней, и выражение его лица вдруг стало непроницаемым.

У нее перехватило дыхание.

— Я целовала вас, — сказала Габриэлла, — уже, я имею в виду.

— Вы поцеловали меня перед всеми гостями. Вы хотели, чтобы я был искренним, а я хочу настоящий поцелуй. Там, в зале, вы сделали это по необходимости… Теперь же я хочу, чтобы вы руководствовались своими истинными желаниями.

— Правда?

— Конечно… Хотя теперь я уверен, что поцелуй с самого начала был неизбежным.

Она неуверенно засмеялась.

— И в какой именно момент вы это поняли? Как только появились в доме моей бабушки, а я вышла к вам босиком и в очках?

Она хотела бы, чтобы это было правдой.

— Да.

— Это бессмыслица.

— Вы правы. В этой жизни вообще мало смысла. — Он первым приблизился, протянул руку и накрутил локон ее волос на палец. К тому же в мире множество обязательств, Габи. Но многими можно с легкостью пренебречь. Правда, не стоит забывать о том, что все, что мы делаем, должно быть правильным.

Габриэлла не знала, что считать правильным. И правильно ли то, что сейчас произойдет…

Она сделала резкий вдох, шагнув в его сторону и прижав руку к груди. Посмотрела в его глаза, темные и суровые, выражение его лица по‑прежнему было скрыто маской. Ее пальцы смяли белый жесткий материал его рубашки, она наслаждалась ощущением его тепла, твердостью его мускулов.

Ее всегда интересовало, чем именно мужчина отличается от женщины. Теперь она начинала понимать, что, несмотря на множество различий, мужчины и женщины хотят одного: любви, нежности… страсти.

— Поцелуй меня, принцесса, — проговорил Алекс низким, напряженным голосом.

Она почувствовала триумф.

Она была той, что воспламенила в нем страсть.

Но Габриэлла совершила бы ошибку, если бы думала, что в этой игре один победитель и один проигравший. Правда, сейчас ее не волновало, кто победит…

Она не могла отказать ему. Алекс смотрел на нее как на женщину, а не как на неопытную девушку, все свое время посвящающую книгам. Он смотрел на нее так, словно она была солнцем, луной и всеми звездами, вместе взятыми. Яркой, манящей и привлекательной.

Возможно, сейчас, в данную минуту, она значила для него слишком много. И это иллюзия, которая обязательно станет ему очевидной потом… значительно позже. Потому что Габриэлла Д’Оро никогда никого не могла удержать. Ни родителей, ни тем более мужчину.

Но он смотрел на нее так, словно она что‑то значила для него. Принцесса хотела вжаться в стену или раствориться в воздухе. И в тот же момент она хотела, чтобы их зрительный контакт не прекращался.

Медленно, так медленно, чтобы она могла насладиться удовольствием, приятными ощущениями от его тела под ее прикосновениями, она скользнула рукой вверх по его шее, чувствуя тепло его кожи, жесткость щетины.

Затем она провела рукой по подбородку, щеке.

— Я никогда прежде не касалась мужчины… так, — призналась она.

И ей не было стыдно за это признание, потому что его взгляд все еще был полон желания.

Он подошел к Габриэлле и накрыл ее руку своей. Она чувствовала, как сильно бьется его сердце, как напряжено его тело.

— Я касался очень многих женщин, — сказал он серьезным тоном. — Но сейчас это не важно.

Габриэлла поцеловала его.

Она закрыла глаза и подалась вперед, прижимая свои губы к его губам, а сердце билось в груди так бешено, что она едва могла дышать. У нее закружилась голова. Она чувствовала беспокойство. Она чувствовала возбуждение.

Его объятия возбуждали. Казалось, ничего не может быть естественнее, чем его будоражащие прикосновения.

Габриэлле было недостаточно одного лишь объятия. Она чувствовала, что одежда начинает мешать им обоим.

И все же все было неправильно.

Его возраст и опыт в сочетании с ее относительной молодостью и неопытностью.