Дениз Робинс - Запретная любовь. Колечко с бирюзой [сборник]

Ваша Уинифрид».

Письмо меня расстроило. Я не думала, что такая зловредная женщина, как Уинифрид, способна писать в таком милом тоне. Мое бегство от Чарльза потрясло старуху настолько, что она сочла возможным признать, что и сама была не такой уж праведной и святой. Ну что ж, в прошлом она, безусловно, помогла вбить клин между Чарльзом и мной, однако, что бы она ни говорила и ни делала сейчас, ничто уже не могло убедить меня вернуться к нему.

Я написала об этом Уинифрид, но тепло поблагодарила ее за старания, которые она приложила, пытаясь помирить нас. Я написала, что она, конечно, никогда не сможет понять истинной причины, толкнувшей меня в объятия другого мужчины, а потому я просто прошу попытаться простить меня, утешить Чарльза и присмотреть за детьми в то время, когда не смогу быть с ними.

Написав слова «утешить Чарльза», я почувствовала себя просто убийственно. В тот момент, когда я его покидала, мне и в голову не пришло, что он будет нуждаться в утешении.

Я пытаюсь найти для себя опору в ободряющих словах, которые неизменно слышу от Фрэн. Я все еще не сообщила Джерими правду, но уверена, что, когда прочтет все это, он поймет.

Во время школьных каникул я чувствовала себя очень несчастной, хотя и часто видела детей. Они приезжали в город, оставались у меня на квартире, я всячески развлекала их, и мы довольно много веселились все вместе. Но над нами нависала какая-то тень. Для меня эта тень была исполнена зловещего значения, и даже дети начали ее замечать. Они были достаточно взрослыми, чтобы ощущать — что-то не в порядке. Джеймс, конечно, интересовался лишь собой, но Дилли все время печально поглядывала на меня и говорила, что ей не нравится квартира и вообще Лондон и почему я не еду с ними в Корнфилд. Какой ответ я могла дать, какое объяснение? Они были еще слишком малы, чтобы понять.

Я увозила их в офис Чарльза, чтобы он мог затем доставить их домой. Бывали моменты, когда, вернувшись в свою квартиру, я испытывала тяжелейшую депрессию. Я чувствовала себя такой одинокой, такой неуверенной в себе, что сильно похудела и начала страдать бессонницей. Мое скверное настроение, естественно, действовало на Филиппа. Я пыталась сделать все, чтобы он не знал о моих переживаниях, но скрыть их не могла. Он был слишком наблюдателен и слишком меня любил, чтобы не заметить, как я расстроена. Это выбивало из колеи нас обоих.

Я начала понимать, что нельзя жить одной лишь безумной страстью и всем тем, что так связывало нас с Филом. Я прожила в Корнфилде с Чарльзом одиннадцать лет и не могла повернуться спиной к семье и своей прежней жизни. Самое главное заключалось в том, что дети, которых родила и вырастила, стояли все-таки на первом месте. В моем сознании родилась ужаснувшая меня мысль — они значат для меня даже больше, чем Филипп.

Письма, которые я получала от людей, в свое время находившихся в дружеских отношениях с Чарльзом и мной, отнюдь не улучшали моего настроения. Я ожидала, что Кэт останется мне другом и окажет поддержку, но и она выступила против, написав совершенно безжалостные вещи:

«Я не считаю, что вам следовало уходить от Чарльза, когда дети еще так малы. Я знаю, вы несчастливы. Я и сама-то не больно счастлива. Но я не могла бы разрушить дом Розмари. Конечно, я сделаю все, чтобы помочь Чарльзу, и буду по мере возможности забирать бедную маленькую Дилли, чтобы она поиграла с Розмари. Вряд ли я когда-нибудь снова увижусь с вами, Крис. Хочу только надеяться, что вы будете счастливы».

Должна сказать, это письмо тоже меня расстроило. Столько людей заявляло мне зловещим тоном, что они-де надеются, что я буду счастлива, а сами при этом уверены, что счастья мне не видать.

Теперь уже осень. Скоро дети вернутся в школу. Джерими, слава богу, должен приехать в следующем месяце, и я знаю, что могу рассчитывать на его любовь и поддержку, хотя он и не одобрит моего поступка.

Дело о разводе продвигается быстрее, чем кто-либо из нас ожидал. Чарльз скоро получит окончательный вердикт.

Я уверена, что, когда стану женой Фила и буду жить вместе с ним, положение в корне переменится и я выйду наконец из этого мрака.

Филипп в последнее время находится на континенте, где работает со ставящей его новый фильм кинокомпанией. Телефонные звонки и письма не приносят мне утешения. Я постоянно чувствую, что при всей страстной любви ко мне его раздражает мое отсутствие, а ехать я отказываюсь из-за каникул Джеймса и Дилли. А также из-за того, что он называет шантажом со стороны Чарльза. В последние месяцы у меня была масса времени для написания этого дневника и прямо-таки избыток времени для размышлений и воспоминаний.

Как бы мне хотелось, чтобы все это было позади!

Кристина отложила перо.

Был душный, жаркий, сентябрьский день. Лондон изнемогал от зноя. На ней не было ничего, кроме тоненького хлопчатобумажного платья, но из-за жары она чувствовала себя какой-то распаренной.

Крис зажгла сигарету и уставилась на маленькую пишущую машинку, свою подругу на протяжении многих месяцев. Какое-то время она медленно перебирала страницы рукописи.

«Я написала целую книгу, — не без удивления подумала она. — Не знала, что способна на подобное. Все это, словно бурный поток, излилось из моей души. Филипп считает, что у меня от природы есть способность писать. Выходит, он не так уж далек от истины».

Она внимательно смотрела на неряшливую, плохо напечатанную рукопись.

— Это твоя жизнь, — сказала Крис вслух и попыталась засмеяться.

Рассказ получился более интимным, чем она того хотела. Она не была уверена в желании, чтобы кто-либо когда-нибудь это прочел, даже Джерими, для которого она писала.

Она встала и подошла к угловому шкафу, чтобы достать флакончик аспирина. Надо выпить чаю, принять две таблетки и лечь. Голова просто раскалывается.

Кристина лежала на постели, но мозг ее отказывался успокоиться, он лихорадочно работал, лишая ее душевного равновесия. Какой фантастический облик приняли главные действующие лица в истории ее жизни — снова и снова размышляла она.

«Я должна была бы выглядеть героиней, — созданием, которое надо жалеть и оберегать», — думала Крис. Однако на самом деле она совсем не чувствовала себя героиней, и даже наоборот — в дневнике она выглядела слабой и глупой.

Героем книги должен был бы стать Филипп — замечательный мужчина, ворвавшийся в ее жизнь, — чудесный ответ на ее мольбы. А каким он получился? Обаятельный, восхитительный, идеальный любовник — да. Но далеко не образцовая личность. Просто преуспевающий и очаровательный человек, который привык к тому, что им восхищаются, и которым она должна восхищаться и впредь. Сама она всегда будет на заднем плане, купаясь в лучах его славы и успеха.