Франсуаза Саган - Властелин сердец

Одним прекрасным сентябрьским вечером я лежала на террасе, облачась в свитер Льюиса — тяжелый, колючий и теплый, именно то, что я люблю. Я с трудом заставила его отправиться со мной в магазин, где он, благодаря своим весьма неплохим доходам, и пополнил несуществующий гардероб. Я часто одалживала у него свитеры, как, впрочем и у всех, с кем когда-либо жила — единственный недостаток, за который они могли бы меня упрекнуть Я подремывала, читая в то же время наиглупейший сценарий, в который мне предстояло в трехнедельный срок вписать диалоги. Речь там шла о какой-то безмозглой девице, повстречавшей умного и образованного молодого человека, и расцветшей после первого же их свидания, или что-то в этом духе. Вся беда в том, что эта безмозглая девчонка показалась мне куда умнее и образованнее того юноши. Но в любом случае, я держала в руках бестселлер, и менять сюжетную линию было никак нельзя. Поэтому я зевнула и с искренней надеждой подумала, что вот-вот вернется Льюис. Однако вместо него заявилась — проездом из Цинеситы — знаменитая, бесподобная Лола Кревет в жалком твидовом костюмчике и с огромной брошью на воротнике.

Она остановилась у моего скромного жилища, шепнула несколько слов своему шоферу и рывком открыла ворота. Ей не сразу удалось обойти «Ролс», а когда она увидела меня, в ее глазах застыло немое изумление. Должно быть я выглядела довольно необычно, с упавшей ниже бровей челкой, в огромном свитере, возлежа в плетеном шезлонге, с бутылкой виски перед собой, наподобие одиноких алкоголичек, героинь Теннеси Уильямса, которые мне так нравились. Лола остановилась в полуметре от трех ступенек, ведущих на террасу, и трагическим голосом произнесла:

— Дороти, Дороти…

Я посмотрела на нее с удивлением. Лола Кревет была национальным достоянием; она никогда и нигде не появлялась без телохранителя, любовника и, как минимум, пятнадцати фоторепортеров. Что она делает в моем саду? Мы уставились друг на друга, как две совы, и я не могла не отметить, что она превосходно следит за собой. В свои сорок три она сохранила красоту, кожу и стать двадцатилетней девочки.

— Дороти… — снова сказала она.

Я медленно приподнялась на шезлонге и самым бесцветным голосом, какой только допускала элементарная вежливость, проквакала:

— Лола…

Тут она с грацией юной лани бросилась вверх по ступеням, отчего ее грудь мелко задергалась под костюмчиком, и упала в мои объятия. Я наконец осознала, что мы обе, я и она, вдовы Фрэнка.

— Боже мой, Дороти, стоит мне подумать, что меня здесь не было… что тебе одной, совсем одной пришлось обо всем позаботиться… Да, я знаю… ты была просто великолепна, все это говорят… Я просто не могла не заехать к тебе… Просто не могла…

Последние пять лет она даже не вспомнила о Фрэнке, ни разу не приехала его проведать. И я подумала, что ей просто нечем занять вечер, или же новый любовник оказался не в состоянии удовлетворить ее чувственные аппетиты. А никто так, как скучающая женщина, не падок на чужое горе. Я философски предложила ей сесть, выпить, и мы принялись петь хвалу Фрэнку. Начала она с того, что покаялась в краже Фрэнка (но страсть извиняет все), я же — с того, что простила ее (ведь время лечит все), потом разговор потек дальше. Вообще-то Лола меня немного развлекала. Она говорила штампами, театрально акцентируя свои восторги и возмущения. Мы вспоминали с ней лето 1959 года, когда появился Льюис.

Улыбаясь, он спрыгнул с бампера «Ролса». Льюис был строен и красив, как мало кто из мужчин. На нем был старый пиджак и джинсы, волосы черной волной падали на глаза. Я увидела, собственно говоря, то, что видела каждый день, но, поймав взгляд Лолы, почувствовала это с новой остротой. Звучит довольно странно, но она споткнулась. Споткнулась, как лошадь перед препятствием, как женщина перед мужчиной, которого она захотела сразу и страстно. Улыбка Льюиса погасла; он ненавидел незнакомцев. Я дружески представила их друг другу, и Лола тут же пустила в ход все свое оружие.

Она не была ни дурой, ни дешевой кокеткой. Эта женщина имела голову на плечах, положение и профессиональный вес. Я просто восхищалась ее игрой. Она и не пыталась ослепить или восхитить Льюиса, а сразу переняла наш стиль отношений, поговорила о машине, небрежно наполнила свой стакан и как бы вскользь поинтересовалась его планами — короче говоря, являла собой женщину дружелюбную, открытую, и страшно далекую от «всего этого» (то есть, от Голливуда). Но в брошенном на меня взгляде я совершенно ясно прочла, что она принимает Льюиса за моего любовника и решила его увести. После бедняги Фрэнка это уж чересчур, и все-таки… Признаюсь, я почувствовала легкое раздражение. Одно дело развлекаться с Льюисом, но снова делать из меня дуру… Просто страшно, на какую глупость может толкнуть тщеславие. Впервые за эти шесть месяцев я позволила себе жест собственницы в отношении Льюиса. Он сидел на земле, смотрел на нас и почти ничего не говорил. Я протянула ему руку:

— Прислонись к моему креслу, Льюис, оно послужит тебе спинкой.

Он прислонился, и мои пальцы машинально заблудились в его волосах. Он тут же, с неожиданной властностью, откинул голову назад, прямо мне на колени; его глаза были закрыты, он казался абсолютно счастливым, и я отдернула руку как от ожога. Лола побледнела, но это не доставило мне никакого удовольствия: я стыдилась себя самой.

Тем не менее, Лола продолжала что-то говорить, сохраняя полное хладнокровие, тем более похвальное, что Льюис так и не убрал голову с моих колен и, казалось, потерял всякий интерес к беседе. Сейчас мы с ним очень походили на любовников, и когда первая неловкость прошла, я едва не расхохоталась. Наконец Лоле это надоело и она встала. Я тоже поднялась, чем, разумеется, побеспокоила Льюиса. Он встал, потянулся и уставился на Лолу с таким ледяным нетерпением и скукой во взоре, так явно торопя ее уход, что в ответ она одарила его холодным взглядом, каким обычно смотрят на неодушевленные предметы.

— Я покидаю тебя, Дороти. Боюсь, что помешала. Но я оставляю тебя в приятной компании, хотя и не уверена, что это хорошо.

Льюис и ухом не повел. Я тоже. Ее шофер уже распахнул дверцу автомобиля. Лола рассвирепела:

— Разве вам не известно, молодой человек, что дам следует провожать?

Она повернулась к Льюису, а я просто остолбенела: ее знаменитая выдержка изменяла ей крайне не часто.

— Так то дам, — спокойно ответил Льюис. И не сдвинулся с места.

Лола подняла руку, словно собираясь дать ему пощечину, и я закрыла глаза. Лола была знаменита своими оплеухами как на экране, так и в жизни. Сперва она била по щекам ладонью, а затем тыльной стороной кисти, причем без малейшего движения плечом. Но теперь ее что-то остановило. Я тоже посмотрела на Льюиса. Он будто окаменел, ослеп и оглох, почти не дышал, а вокруг рта выступили бисерины пота. Однажды я уже видела его таким. Лола сделала шаг назад, затем еще один, словно желая вырваться из-под гипноза. Она испугалась, да и я тоже.