Франсуаза Саган - Властелин сердец

Я была потрясена.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что купил мне «Роллс-Ройс»?

— А разве тебе этого не хотелось?

— Ты что же, собираешься таким вот образом осуществить все мои детские мечты? Сумасшедший!

Он сделал нежный, успокаивающий жест, который немного состарил его. Мы словно поменялись ролями. Вся ситуация, оставаясь чисто платонической, приобрела комичный оттенок. Трогательный, но комичный. Он, видимо, понял это по моему лицу и нахмурился.

— Я думал, ты обрадуешься, — сказал он. — Извини, мне пора идти.

Прежде чем я успела сказать хоть слово, он встал и ушел с террасы. Мучаясь раскаянием, я отправилась в постель, однако около полуночи проснулась и написала Льюису благодарственную записку, составленную в столь слащавых выражениях, что в конце концов была вынуждена кое-что вычеркнуть. Я засунула послание ему под подушку и потом долго не могла заснуть, ожидая его прихода. В четыре утра его все еще не было, и с облегчением, к которому примешивалась печаль, я заключила, что он, наконец то, нашел себе любовницу.

Желая выспаться, я отключила телефон и поэтому не имела ни малейшего представления о случившимся, когда в полдень, все еще зевая, приехала на студию. Кэнди, с потемневшими от волнения глазами, вскочила мне навстречу. Можно было подумать, что ее электрическая пишущая машинка каким-то чудом подключилась к ее ногам.

Кэнди обвила меня руками за шею.

— Дороти, что ты обо всем этом думаешь?

— Бог мой, о чем?

Меня вдруг посетило ужасное видение: мне предлагают выгодный контракт, а Кэнди, несмотря на то, что я пребываю в абсолютно нерабочем настроении, не позволяет от него отказаться. Надо сказать, что хотя я с детства обладаю отменным здоровьем, окружающие относятся ко мне как к умственно отсталой.

— Ты ничего не знаешь?

Ее лицо засветилось еще большим удовольствием:

— Джерри Болтон умер.

Должна признать, что я, как и Кэнди, и как многие другие на студии, восприняла это известие с радостью. Я присела напротив Кэнди и заметила, что она уже успела достать виски и два стакана, словно желая отпраздновать событие.

— Что значит — умер? Льюис видел его еще вчера днем.

— Убит.

Она была на седьмом небе от счастья. Я невольно спросила себя, не следует ли возложить ответственность за ее мелодраматические повадки на мои велеречивые литературные творения.

— Кем?

Кэнди заговорила как-то сбивчиво и жеманно:

— Не знаю, как и сказать… Кажется, нравы мистера Болтона были… э-э-э…

— Кэнди, — резко сказала я, — у каждого из нас те или иные нравы. Говори яснее.

— Его нашли в одном из «этих» домов, около Малибу, кажется, он был там постоянным клиентом. Он пришел с молодым человеком, который исчез. Он и убил Болтона. По радио сказали, что это было зверское убийство.

Джерри Болтон неплохо умел скрывать свое истинное лицо на протяжении тридцати лет. Тридцать лет он играл роль безутешного, целомудренного вдовца. И все это время поливал грязью некоторых женоподобных актеров, губя их карьеры, как теперь выяснилось — с целью самозащиты… Бессмыслица какая-то.

— Почему дело не замяли?

— Думают, что убийца сразу же позвонил в полицию, а затем — в газеты. Тело нашли в полночь. Предпринимать что-либо было поздно, и хозяин заведения все рассказал.

Я машинально взяла стакан, но сразу же с отвращением поставила его обратно на стол. Было рановато начинать пить. Я решила пройтись по студии. Везде царило оживление, даже веселье, что мне несколько претило. Чья бы то ни было смерть не могла меня радовать. Все эти люди в свое время были либо унижены, либо уничтожены Болтоном, и теперь двойное известие о его тайной жизни и ужасной смерти доставляло им какое-то противоестественное удовольствие. Я пошла на площадку, где снимался Льюис. Его работа начиналась в восемь, и бессонная ночь вряд ли пошла на пользу его форме. Тем не менее, когда я нашла его, он непринужденно опирался на парапет, весело улыбаясь. Он подошел ко мне.

— Льюис… ты слышал, что случилось?

— Да, конечно. Завтрашние съемки отменены. В знак траура. Мы можем поработать в саду.

Помолчав, он добавил:

— Нельзя сказать, что я принес ему удачу.

— Все это не на пользу твоей карьере.

Он махнул рукой, желая сменить тему.

— Ты нашел мою записку?

Он посмотрел на меня, краска залила его лицо.

— Нет, меня не было всю ночь.

Я рассмеялась.

— Ты имеешь на это полное право. Я только хотела сказать, что очень благодарна тебе за «Ролс», просто все произошло так неожиданно, что я не смогла тебе толком объяснить… Потом я так сожалела о случившимся…

— Ты никогда не должна раскаиваться из-за меня. Никогда.

Его окликнули. Он был задействован в любовной сцене вместе с восходящей звездой Джун Пауэр, брюнеткой с вечно приоткрытым ртом. Она с нескрываемым удовольствием бросилась ему в объятия, и я поняла, что отныне Льюис перестанет ночевать в моем доме. В конечном счете, это было только естественно, и я отправилась в буфет, где меня ждал Пол.

«Ролс» оказался огромным и прелюбопытным: туристский автомобиль грязно-белого цвета с черными сидениями — вернее, они когда-то были черными — и с многочисленными деталями отделки из потускневшей меди. Модель 1925 года, это в лучшем случае. Настоящий монстр. Поскольку мой гараж вмещал всего одну машину, нам пришлось припарковать его в саду, где и так не хватало места. По обе стороны от него торчали высокие стебли сорняков, что выглядело совершенно очаровательно. Льюис, как завороженный, ходил вокруг авто кругами и даже покинул свое любимое кресло на террасе ради подушек его заднего сидения. Постепенно оно заполнилось его книгами, сигаретами и бутылками, и, возвращаясь со студии, он устраивался там, выставив ноги из открытой дверцы и наполняя свои легкие смесью аромата ночи и затхлого запаха, исходившего от старых сидений. Слава Богу, он и не заикался о том, чтобы на нем ездить, это было главным. Я вообще не могла понять, как он умудрился привести его к дому.

С обоюдного согласия, мы решили мыть автомобиль каждое воскресенье. Тот, кому в жизни не доводилось мыть в воскресное утро «Ролс» 1925 года, стоящий, как памятник, в запущенном саду, лишил себя великого удовольствия. Часа полтора мы драили его снаружи и примерно полчаса — внутри. Начиналось это так: Льюис помогал мне, занимаясь фарами и радиатором, а потом я одна колдовала над сидениями. Салон становился моим царством, и я превращалась в домохозяйку, причем куда более усердную, нежели в своем собственном жилище. Я протирала подушки особым восковым составом, затем до блеска — куском замши. Потом наступал черед застекленных окошечек приборной панели: сначала я дышала на них, а после терла фланелькой, и, наконец, моим счастливым глазам являлся сверкающий спидометр с максимальной отметкой 80 миль в час. В это время, снаружи, Льюис в майке с коротким рукавом занимался шинами, спицами и бамперами. К половине первого «Ролс» сиял, как новогодняя игрушка, и мы страшно радовались, глядя на него, ходили вокруг с коктейлями в руках, поздравляя друг друга с окончанием утренней работы. И я скажу вам почему: в этом не было никакого смысла. Пройдет еще неделя, но скорее машину затянет дикий виноград, чем мы когда-нибудь ею воспользуемся. Однако в следующее воскресенье все повторится сначала. Мы с Льюисом как бы вновь открывали для себя радости детства — самые искренние, чистые и глубокие. А на следующий день, в понедельник, нам снова предстояло вернуться к работе за деньги, вполне конкретной и размеренной, которая позволяла есть, пить и спать — работе, успокаивающей общественное мнение на наш счет. Но как же я иногда ненавидела Это мнение и Эту работу! Впрочем, странно, поскольку стоит ненавидеть жизнь вообще, а мне она как раз нравилась, причем во всех своих проявлениях.