Кей Грегори - Двойной обман

— Нет. Ее трудно полюбить.

— Тогда не женись. Даже если ребенок и в самом деле твой. Ей нет необходимости его рожать.

— Есть необходимость. Я хочу, чтобы он родился.

— Ты? — переспросила Розмари потрясенно.

Он кивнул:

— Это ведь и мой ребенок тоже.

— Да, но ты никогда не говорил, что хочешь иметь детей.

— Я и не хочу. Но если уж все случилось именно так, я должен найти наилучший выход из этой ситуации.

— Но Оливия — это не лучший выход. Она сделает тебя несчастным, И ради чего?

— Ради самоуважения, кроме всего прочего. Я хочу жить в мире с самим собой, Рози. И не могу отвернуться от своего собственного ребенка.

— Ты не отвернешься от него. Или нее, — настаивала на своем Розмари. — Ты всегда сможешь помогать им материально…

— Оливии не нужна финансовая поддержка. Она говорит, что ей нужен муж.

— Конечно, нужен, до тех пор, пока это ее забавляет. Но ей все очень быстро надоедает, Люк. Как только она получит тебя, ей это сразу же наскучит, и она перестанет обращать на тебя внимание, а ребенка предоставит заботам няни.

— У нее ничего не выйдет, поскольку я совершенно не намерен безропотно оставаться в стороне. Я согласился жениться на ней, и у ребенка будет по крайней мере один из родителей, который будет любить его и постарается воспитать достойным человеком.

— Но ты уверен, что ребенок твой?

— Насколько это вообще возможно. Оливия клянется, что не спала ни с кем, кроме меня, — и по некоторым причинам я склонен ей верить.

Розмари ничего не сказала в ответ, и, когда хлопнула входная дверь, он понял, что сестра ушла.

Она злится и переживает из-за него. И кто бы стал винить ее за это? Черт возьми, он сам злится на себя. Но дело сделано, и пришло время расплачиваться за мгновения неконтролируемой страсти.

Он женится на Оливии. И сделает все, чтобы их брак был нормальным.

Люк вспомнил последний разговор со своей бесстыжей невестой. Он тогда напомнил ей, что пора рассказать об их помолвке ее отцу.

— В этом нет никакой необходимости, — заявила она. — И потом, он все равно не придет на свадьбу.

Люк, с трудом сдерживаясь, чтобы не встряхнуть ее за плечи, ответил, что тем более важно пригласить его и что отец обязательно придет.

Не желая усугублять конфликт, он не стал добавлять, что хотел бы посмотреть на человека, вырастившего эту прелестную легкомысленную распутницу, которая вскоре станет его законной женой.

Темноволосая женщина в переднике проводила Люка в библиотеку «Кедров».

— Входите, входите, присаживайтесь. — Худощавый лысеющий мужчина с венчиком седых волос взглянул на него снизу вверх, не вставая с роскошного кожаного кресла, придвинутого чересчур близко к жарко горящему камину.

Люк, радуясь, что надел легкую спортивную рубашку, а не официальный костюм, занял другое кресло и тут же постарался повернуться спиной к огню.

— Вы пришли один, без Оливии? — Джо поднялся и направился к маленькому изящному столику, где на серебряном подносе поблескивали бутылки и стаканы. Не спрашивая Люка, он наполнил стаканы виски.

— Да. — Люк прикинул, насколько возможно сказать всю правду отцу Оливии. Сам Люк ужасно устал от полуправды и недоговоренности и взял на себя смелость позвонить старику без ведома невесты. — Насколько мне известно, Оливия вообще не знает, что я здесь.

— Понятно. — Необычно светлые голубые глаза, так непохожие на глаза дочери, не изменили своего выражения, хотя левое веко слегка шевельнулось, когда Джо протянул Люку стакан. — Полагаю, вы хотите сказать, что Оливия решила не посвящать меня в свои матримониальные планы. Это меня не удивляет.

Люк понимающе улыбнулся:

— Я сказал ей, что собираюсь поговорить с вами, но когда я за ней заехал, ее не оказалось дома.

— Поэтому вы пришли один. Очень мудро. Моя дочь имеет привычку поступать по своему собственному разумению. Не сомневаюсь, вы уже и сами поняли это.

— Пожалуй. — Люк внимательно смотрел на Джо, пытаясь понять, почему Оливия так к нему относится, но видел перед собой только бледное, похожее на маску лицо человека, слишком редко бывающего на воздухе. Какие между ними, должно быть, странные отношения.

Дрова в камине громко затрещали. Джо моргнул и сказал:

— Я, разумеется, оплачу все свадебные расходы.

Он говорил так, словно речь шла об оплате партии игры в гольф.

— В этом нет необходимости. Я в состоянии самостоятельно содержать семью, — ответил Люк. Затем, поняв, что говорит грубо, добавил более мягко: — Правда, с трудом.

Маска треснула, и Джо Франклин весело рассмеялся:

— Мне нравится ваша искренность. — И тут же спросил: — Вы любите ее?

Люк заколебался. Он полагал, что Джо удивился бы, узнав, что кто-то может полюбить его дочь, но это вовсе не означало, что ему будет приятно услышать правду.

— Она носит моего ребенка, — произнес он наконец, и одним глотком допил виски.

Джо сидел неестественно прямо, как седовласая статуя. Через несколько секунд, которые показались Люку вечностью, он потянулся за коробкой кубинских сигар, извлек одну и отрезал кончик серебряными ножничками.

Библиотека наполнилась ароматом дорогого табака.

— Полагаю, я должен назвать вас подлецом и негодяем и вышвырнуть из своего дома, — наконец проговорил Джо.

— И вы собираетесь это сделать? — спросил Люк.

— Нет. Ради чего? Вы ведь согласились жениться на ней, не так ли?

Откуда он знает? Что он имеет в виду? Люк попытался понять, что бы он чувствовал, окажись на месте отца Оливии. Возможно, облегчение. В конце концов, другой мужчина брал теперь на себя ответственность за нее.

— Да, — согласился Люк. — Я намерен жениться на ней.

— Замечательно.

Похоже, Джо не слишком заботливый отец.

— Вы и Оливия… — начал Люк, стараясь быть как можно более деликатным. — Ваши отношения так необычны.

— Этому есть одно объяснение. — Джо сосредоточился на кончике сигары в ожидании, пока молчание не станет почти неприличным, а потом довольно равнодушно продолжил: — Оливия изменилась после смерти своего брата. Боюсь, я не заметил этого вовремя. Было слишком много других проблем.

— Вполне понятно.

— Да. — Веки Джо вновь слегка дрогнули. — Моя жена очень тяжело перенесла смерть Реймонда. Она никогда так и не оправилась полностью. Она утратила интерес ко всему, включая Оливию. Я не хочу сказать, что она ее не любила, но у нее просто не было внутренних сил, чтобы воспитывать дочь.

— Для вас это было, должно быть, очень тяжело — как и для Оливии.

— Именно так. Но я должен был понять, что происходит. К тому времени, когда я заметил некоторые странности, было уже слишком поздно. Оливия не была больше милой подвижной девчушкой, как раньше. Казалось, что она все время играет какую-то роль. Не то чтобы с ней нельзя было общаться, поймите правильно. Внешне она все так же оставалась моим Солнечным Зайчиком. Но это было скорее пародией на прежнего ребенка: казалось, все прежнее дружелюбие куда-то исчезло и она лишь изображает его.