Валентина Ad - Сеанс длиною в жизнь (СИ)

Скорее всего, меня бы просто растерзали, или забили на смерть камнями, если бы кто узнал, что я живу с врагом народа. Но мне не было до этого дела. Я была твердо убеждена в том, что поступаю правильно. Нельзя всех немцев считать убийцами, как и всех наших – святыми.

Юрген стал моей опорой и поддержкой, а в деревне сами собой появились еще и слухи, что я стала жить со своим двоюродным или троюродным братом. Причем «жить» было в смысле «спать». Так, совершенно этого не желая, я затмила Домну в два счета. Никто уже не осуждал эту красотку, все косились в мою сторону и даже иногда плевались. В такие моменты я всегда вспоминала мать и представляла, как она переворачивается в гробу. Сбылся ее самый большой кошмар – в глазах окружающих я стала падшей женщиной. Будучи при этом невинной, в смысле - девственницей. Поэтому, собственно, я и не испытывала чувство стыда перед мамой. Я вполне уверенно шагала по деревенским улицам. С высоко поднятой головой и с улыбкой на лице я ловила на себе осуждающие взгляды, на которые мне было наплевать. Господь – единственный перед кем я буду отчитываться за содеянные и не содеянные грехи, и ему точно виднее – кто судит и кто судим. С небес, однозначно, все виднее.

В роли брата и сестры мы с Юрой прожили почти год, а на весне сорок пятого, он не выдержал. Он уже достаточно хорошо говорил на русском языке, но свидетелем его успехов по-прежнему оставалась только я. А он был единственным, кто понимал и поддерживал меня на протяжении всего года.

- Вася, а давай мы переедем в другую деревню, - как-то предложил Юра. – Здесь просто не выносимо стало. Я больше не могу изображать глухонемого, так как хочу всем собственноручно позакрывать рты! Кто дал право всем этим глупым людям так относиться к тебе? Да они все и мизинца твоего не стоят! Откуда берется весь этот бред, я понять не могу?! Да у нас в Германии это просто не допустимо! Мы ведь живем, никого не трогаем. Не лезем ни в чью жизнь. Так почему всем так не наплевать на нас, даже спустя столь долгое врем?!

Мы как раз ужинали в тот момент, и Юрген выпустив из рук ложку, схватившись обеими руками за мою руку, продолжил:

- Вася, ты только подумай, мы можем спокойно жить где-то в другом месте, позабыв обо всем этом кошмаре. Война подходит к концу, весь народ разбросан по стране и в чужой деревне ни для кого не будет большим удивлением - как муж с женой к ним попали. Я там смогу стать полноценным человеком, мне не нужно будет все время молчать. А мой все еще заметный акцент всегда можно списать на длительный плен у немцев. Мы можем жить нормально, а не в вечном страхе, что кто-то через нехватку ума подпалит наш дом или в очередной раз разобьет камнем окно. Давай бросим все и изменим наши жизни.

В серых глазах я видела мольбу и впервые за год, вновь заметила, как они прекрасны. Я напрочь позабыла о своих ощущениях и волнениях годовалой давности, которые толкнули меня в дом Домны, но слова о том, что мы можем выступить в роли мужа и жены, возвратили меня в тот злосчастный день. День, когда случилось все что могло и даже то, что не могло.

Я вспомнила, как бегала к Домне за советом и разъяснением. Вспомнила о причинах и ощущениях и почувствовала, как кровь в жилах закипает. Как-то по-особому стало биться сердце, не так умиротворенно, как обычно, а волнующе и громко. Впервые за прошедший год я взглянула на уцелевшего благодаря моим стараниям немца теми самыми глазами, что и тогда. Он был по-прежнему нежен и прекрасен. А еще, в его глазах появился какой-то новый огонек, которого раньше не было, или я просто не замечала.

Он все верно говорил да и играв в «мужа и жену» меня больше прельщала чем в «брата и сестру», но мне совершенно не хотелось покидать то место, где была похоронена мать. Находясь в нескольких шагах от ее могилы, я в любую минуту могла пойти и поплакаться на ней, извиниться, раскаяться, исповедаться. Я с закрытыми глазами могла добраться до заповедного для меня холмика на отшибе деревни. А что меня ждет в чужом краю? Кому МЫ там будем нужны? Хотя, мы и здесь-то никому не нужны.

- Юр, прости, но я не могу тебе ответить вот так сразу. Мне нужно подумать. А вообще идея не плохая, - откровенно не уверенно прошептала я.

- Что тут думать, Вася? Нас абсолютно ничего здесь не держит, кроме людской ненависти и неприязни. А разве ЭТО для тебя важно? Разве это ТО, ради чего стоит продолжать жить здесь?

- Юрген, я обещаю подумать, но не стоит на меня давить.

С этими словами я покинула обеденный стол и отправилась во двор. Тот день не сильно радовал теплом, были лишь первые числа апреля, но это не помешало мне побрести в лес, на прогулку.

В апреле сорок пятого по всей стране каждый день проводились успешные операции по освобождению нашей родины. То и дело изо всех уголков нашей страны к нам в деревушку доносились известия о том, что война скоро закончится, причем нашей победой. Народ потихоньку оживал и приободрялся. Жизнь вновь начинала иметь смысл. На фоне всего этого, мысль о личных кардинальных переменах не выглядела так уж плохо.

Шагая по проторенной лесной дорожке, я пыталась представить себе, как мы с Юргеном будем жить на новом месте. Чем станем заниматься? Как сложатся наши дальнейшие судьбы вне войны?

За весь год, что мы провели под одной крышей, я больше не слышала из уст Юргена словосочетания «их либе дих». Так же он стойко держал свое слово, больше никогда не прикасаться ко мне. Он действительно стал мне братом, но это было не сложно. А как молодой мужчина сможет исполнять роль «мужа», я даже не представляла. Да и что значит быть «женой», я особо понятия не имела. Так, совершенно в повседневной обстановке, я вроде как получила предложение руки и сердца, но что-то в самой глубине моего сознания кричало, что все не так.

Война уходила за горизонт и той весной, впервые за бесконечные четыре года ада, я дышала полной грудью. Небесную синеву и звезды теперь можно было разглядеть гораздо чаще, чем это удавалось даже год назад. Уже практически не чувствовался запах гари и копоти. Слух перестали резать страшные взрывы и выстрелы. Да, война по-прежнему продолжалась, но это происходило уже вдали от нашей деревни в которую изредка возвращались бойцы, пусть и не совсем в здравии, но все же возвращались.

Я, целиком и полностью окрыленная новыми перспективами, прикрывая глаза от приятного привкуса новой жизни, брела в лесную чащу. Все вокруг казалось безумно красивым и обновленным. Вокруг пахло свежестью, а шум деревьев как нельзя лучше прочищал мозг. Где-то в небе раздавались непонятные трели птиц, а со стороны деревни доносился лай дворняг. Я пребывала в таком возвышенном состоянии в тот миг, что, казалось, вот-вот смогу летать. В этом состоянии меня и настиг «фашист». Только это был не немецкий фашист, а НАШ, можно сказать - местный.