Джанис Мейнард - Фантазии о счастье

«Заходи».

Она отперла дверь и смотрела, как он идет по дорожке. В душе у нее установились мир и покой. Хартли сделал ее мир лучше. Гораздо счастливее. Она могла спорить с собой сколько угодно, но это было правдой. Он единственный, кто у нее есть.

Она вцепилась в край двери побелевшими костяшками пальцев.

– Привет.

Он подошел и нежно поцеловал ее.

– И тебе привет. Ты, должно быть, усердно трудилась. Проект продвигается?

– Так и есть, очень усердно, – ответила она. Это была не совсем ложь.

– Это для тебя.

Он принес большой букет роз, на этот раз розовых. Без лишних слов Хартли направился в кухню и достал вазу. Она последовала за ним, стоя в дверях, наблюдала. Неужели все женщины так чувствительны к мужчинам, от которых беременны?

Удовлетворившись делом своих рук, мужчина вытер руки и поставил вазу на стол.

– У тебя усталый вид. Не беспокойся, я не останусь надолго. – Его улыбка была нежной. – Я скучал по тебе, – признался он.

Она судорожно сглотнула.

– Я тоже по тебе скучала. Пойдем посидим в гостиной. Я хочу тебе кое‑что сказать.

Не всю правду и ничего, кроме правды. С этим разговором придется подождать еще несколько дней. Надо получить подтверждение врача. Они вместе уселись на диван. Хартли обнял ее за плечи, как будто это была самая естественная вещь в мире.

– Как новая покупка? – спросила она.

Он зевнул и откинулся на спинку дивана.

– Может, я и откусил больше, чем могу прожевать, зато обнаружил, что физический труд творит чудеса, очищая мозг человека. Я работаю во дворе, пока у меня еще нет ключей.

– Ты пытался поговорить со своим братом?

– Я столкнулся с ним несколько дней назад. Все прошло не очень хорошо.

– Мне очень жаль. – Легкая горечь в его голосе подсказала ей, что он страдает из‑за разрыва с близнецом.

Хартли погладил ее плечо.

– А чего ты хотела, скажи мне?

– Я знаю, что ты не согласен со мной насчет того, стоит ли тебе говорить об этом твоим брату и сестре о Швейцарии. Но у меня есть некоторый опыт работы с секретами. Это касается моих родителей.

Он отстранился от нее и застонал.

– Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя еще хуже. Я не должен был выходить из себя. Твое прошлое меня не касается.

Ее улыбка была задумчивой.

– Ты доверил мне свои темные секреты. Я думаю, что пришло время для моих.

Темные секреты. Теперь она цитировала ему его непростительные слова.

Фиона встала и обхватила себя руками за талию. Ее пижама была не очень тонкой, но он увидел, что на ней нет бюстгальтера, и почувствовал, как нежность к ней смешалась с похотью. Это было незнакомое сочетание, и он не знал, что с этим делать.

– Пожалуйста, не надо, – взмолился он. – Видит бог, ты не обязана мне ничего объяснять.

Она пристально посмотрела на него, и он увидел в ее глазах решимость и боль.

– Я всю жизнь гадала, кто я такая. Я жила в настоящем сиротском приюте, детском доме, пока мне не исполнилось восемь лет. После этого некоторых из нас переселили в другие детские дома. Меня считали уравновешенной, и я попала в приемную семью. Это не было ужасно. Некоторые семьи были просто замечательными. Но все это было временно. Шансы на усыновление в этом возрасте подобны выигрышу в лотерею.

Хартли слушал ее рассказ, и его сердце разрывалось. Пока он жил в настоящем замке, Фиона была окружена государственными чиновниками в казенном учреждении.

– Я не хочу этого слышать! – воскликнул он.

Но Фиона продолжала:

– Когда мне было семнадцать с половиной, мне сказали, что я могу подать заявку на открытие моих документов. А когда мне исполнится восемнадцать, у меня будет выбор – знать или не знать. Мой выбор.

– И что же ты сделала?

– Я заполнила все необходимые бумаги и стала мечтать. Теперь, когда стала взрослой, я была уверена, что мои биологические родители захотят узнать меня. Я не принимала наркотики. Я окончила школу почти в самом лучшем классе. Нет, я не собиралась что‑то просить у них. Я хотела только посмотреть им в глаза и узнать, кто я и откуда. Понять, например, почему у меня аллергия на абрикосы. Кто наградил меня художественными способностями: мать, отец или, может быть, бабушка с дедушкой. Хотела наконец изучить мое семейное древо.

– О, черт возьми! У этой истории не было счастливого конца.

Он понял это еще до того, как она рассказала ему остальное. Фиона провела рукой по волосам и зажмурилась: так ей было больно вспоминать.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, я узнала все, что было в моих документах. Подробностей немного. Я родом из небольшого сельского округа на побережье. Повальная нищета. Плохие школы. Большое количество смертей от опиоидов. Моей матери было пятнадцать, когда она родила меня. После родов у нее началось кровотечение, ее не смогли спасти. Она умерла.

– Бог мой, какая трагедия! А твой отец?

– В ту ночь, когда я родилась, он еще был в тюрьме за хранение наркотиков. На следующий день его выпустили, но по дороге в больницу он врезался на своей машине в дерево.

– Потому что он был под кайфом?

– Да.

– Но у тебя были бабушка и дедушка.

– В официальном отчете указаны четыре фамилии. Я узнала, что все умерли. В тот момент у меня уже не было никакого интереса искать двоюродных братьев или тетушек с дядюшками. С меня хватит.

Он подошел к ней и обнял, чувствуя, как мелкая дрожь сотрясает ее тело.

– Мне очень жаль, – сказал он.

Фиона прижалась щекой к его груди.

– Это было ужасно. Мне показались такими глупыми все мои мечты.

– Мечты – это не так уж плохо.

– Нет. Но, несмотря на все, что я узнала, не жалела, что искала ответы. Я решила, что на меня не влияет история моего происхождения. Во мне есть нечто большее.

Я ставлю перед собой цели, следую своим наклонностям. Я примирилась со своим прошлым. Знать – всегда лучше, чем не знать, Хартли. Вот почему ты должен все рассказать Джонатану и Мейзи об их матери.

– Есть разница, – возразил он, разжал объятия и повернулся к окну.

– И в чем она заключается?

Он бросил на нее взгляд через плечо.

– У Джонатана и Мейзи нет таких «пробелов», как у тебя. Они знают, кто они такие. Они не удивляются и не мечтают. Поэтому они не ищут ответов.

– Но правда, в которую они верят, – ложь.

В том, что она говорила, была правда. Однако у него были причины с опаской относиться к тому, чтобы делиться печальной правдой со своими братом и сестрой.

– Наш отец только что умер. Я думаю, что одного трагического события достаточно для текущего сезона. Может быть, с этим ты согласишься?

– Я довольно упряма в том, что для меня важно.

– Это правда, – согласился он, вынул из кармана телефон и вывел на монитор фото. – Вообще‑то я пришел поговорить о работе, которую хочу тебе заказать, и обсудить комиссионные.