Джанис Мейнард - Фантазии о счастье

Черные босоножки – на ноги, черные серьги – в ушки. Оглядев себя в зеркале, Фиона осталась довольна: чрезвычайно элегантный и презентабельный вид, как раз для посещения юридической конторы.

Когда водитель высадил ее в центре города, Хартли уже ждал в машине. Он был очень хорош в дизайнерском костюме, который подчеркивал широкие плечи и поджарую фигуру. Он машинально коснулся поцелуем ее щеки.

– У тебя все в порядке? – спросила она, сжимая его руку.

– Бывало и получше. Давай покончим с этим.

Если кто‑то из семьи Тарлтон и счел странным присутствие здесь Фионы, неудовольствия никто не выказал. Когда Хартли и Фиона присоединились к ним в красивой приемной, остальные четверо встали, и секретарша проводила их в кабинет адвоката.

Здесь царила традиционная обстановка. Много кожи темно‑зеленого, темно‑синего и синего цветов. Фиона всегда остро реагировала на цвет и свет. В этой чересчур официальной обстановке она чувствовала себя так, как будто комната пыталась задушить ее.

Когда все расселись полукругом, повернувшись лицом к большому письменному столу красного дерева, за которым расположился адвокат, он открыл папку с документами. Джонатан нахмурился.

– Я не понимаю, зачем мы здесь. Я душеприказчик отца. Расскажите нам, что происходит. Что такого срочного в этом письме?

Адвокат, мужчина лет пятидесяти с небольшим, коротко кивнул:

– Как вам уже сказали, Джеральд Тарлтон оставил письмо, которое следовало прочесть в случае его смерти. Он подал его в мой офис полгода назад. Письмо адресовано Хартли Тарлтону, но ваш отец ясно дал понять, что при чтении должны присутствовать брат и сестра.

– Ты не находишь, что это немного чересчур? Как‑то не похоже на нашего отца, – обратилась Мейзи к Джонатану.

– Уверяю вас, миссис Воган, письмо подлинное, – сердито отрезал адвокат.

Хартли шумно вздохнул и бросил на адвоката холодный взгляд.

– Давайте продолжим.

– Очень хорошо, – кивнул законник, затем вскрыл простой белый конверт, из которого извлек листок бумаги.

Фиона взяла Хартли за руку и сжала ее. Эта публичная порка была жестокой, особенно теперь, когда Джонатан и Хартли наконец‑то начали восстанавливать отношения.

Адвокат театрально откашлялся и стал читать:

– «Мой дорогой сын Хартли, если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет на этом свете. Хотя я был очень зол на тебя за то, что ты ушел и взял деньги, на самом деле я злился на себя за свою трусость в течение многих лет. Я сказал Джонатану, что вычеркнул тебя из завещания, но не сделал этого. Я никогда этого не делал, но подробнее об этом позже.

Через несколько недель после твоего исчезновения, я узнал, что ты улетел в Европу, и понял, речь идет о Швейцарии. Возможно, не в деталях, но достаточно, чтобы понять – моя тайна раскрыта. Я должен принести вам, мои дети, свои глубочайшие извинения. У меня нет другого оправдания, кроме того, что мне было страшно и неловко, и я не знал, как рассказать вам правду. Я должен был поступить правильно много лет назад, но не хотел причинять вам боль. Теперь Хартли должен быть тем, кто все объяснит.

Знайте, что я обожал вашу мать. Потеря ее чуть не разрушила всю мою жизнь. Я сделал то, что, как мне казалось, должен был сделать, но часто задавался вопросом, не оказал ли всем вам плохую услугу.

Ни один отец не мог бы так гордиться своими детьми. Джонатан твердой рукой держит руль нашей компании. Хартли несет в себе огонь и энтузиазм, которые толкают нас всех вперед. А Мейзи, моя милая Мейзи, – это сердце семьи.

Что бы вы ни думали насчет ситуации в Вермонте, решать вам. Нет никакой моральной основы, только сожаление и печаль.

Хартли, ты никогда не разочаровывал меня. Иногда ты был импульсивен, но я пришел к убеждению, что импульсивность гораздо более похвальна, чем бесконечная нерешительность, которой отличался я. Прости меня, сынок, за то, что я позволил твоему брату плохо думать о тебе. Когда я оглядываюсь на то, что произошло, я сожалею об этом больше всего.

Джонатан возьмет на себя хлопоты по разделению компании и имущества.

Джонатан и Лизетта строят дом своей мечты. Тебе, Хартли, я оставляю пляжный домик. Я молюсь, чтобы ты нашел хорошую жену, которая подарит тебе мир, счастье и много детей, пусть они унаследуют твою страсть к жизни.

Я прошу, чтобы вы сохранили пляжный домик в семье и наполнили его радостью, смехом и любовью.

Прощайте, мои дорогие. Пожалуйста, простите прегрешения своего старого отца и вспоминайте с нежностью. Я вас очень люблю.

Папа (Джеральд Тарлтон) ».

Когда адвокат закончил читать, на несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Хартли был бледен. Джонатан, как всегда, демонстрировал выдержку. Бедная Мейзи горько плакала.

Муж вытер ее слезы.

– Какие деньги? О чем это он?

Адвокат встал.

– У меня назначена еще одна встреча. Вы можете поговорить об этом здесь, в моем кабинете. Оставайтесь сколько захотите. До свидания.

Когда мужчина вышел, Мейзи повторила свой вопрос, переводя взгляд с одного брата на другого. Хартли вскочил и заходил по комнате.

– Я украл у компании миллион долларов. Джонатан разозлился и правильно сделал.

Джонатан громко застонал:

– Черт возьми, Хартли! Объясни нам, наконец, о чем говорил отец.

Мейзи побледнела и вся дрожала. Джей Би беспокоился о жене.

– Джонатан прав, – сказал он. – Нам нужно это знать.

Фиона встала рядом с мужчиной, который владел ее сердцем, и поцеловала его в щеку.

– Все в порядке, – сказала она ему. – Они с этим справятся. – Потом обратилась к Джонатану и Мейзи: – Он не хотел причинить вам боль. Он держал эту тайну при себе, чтобы оградить вас.

– Расскажи нам сейчас, – попросил Джонатан. – Пожалуйста.

Фиона кивнула и ободряюще улыбнулась любимому мужчине.

– Пора, Хартли, расскажи им.

И он рассказал все о шантаже и о том, почему молчал.

Он скрыл только то, как они с Фионой познакомились, и то, что через девять месяцев после того сумасшедшего свадебного уик‑энда он приехал домой на короткое время, чтобы все рассказать своей семье, но струсил и провел ночь с Фионой.

Когда его история подошла к концу, возникла пауза. Фиона видела на их лицах смятение оттого, что огромная часть их жизни была ложью. Конечно, у них были вопросы. Это было очень трудно осмыслить.

– Значит, наша мать – не наша мать… – ошеломленно произнесла Мейзи.

Хартли опустился на колени у ног сестры и взял ее за руки.

– Мне чертовски жаль, детка. Ты заслуживаешь лучшего. Мы все этого заслуживаем.

Она медленно покачала головой:

– Но она заботилась о нас, пока мы росли.

– Да, – согласился Хартли. – Но она могла причинить вред кому‑нибудь из нас или себе, прежде чем отец поместил ее в клинику. Может быть, если бы ее раньше начали лечить, все было бы иначе… Вот почему я… – Он осекся, осознав, что собирается объяснить беременной сестре, почему поклялся не иметь детей.