Ив Никитин - Голая

Эротический массаж. Массаж всего-о-о-о тела ?

Эти слова пульсировали у него в висках, он чувствовал, как ярко-красная пелена гнева застилает его разум.

Эротический массаж! Обнаженная девушка ?! С голым мужиком в какой-то коморке на задворках этого блядюшника ?! Вот, чем она занималась ?!

Звонок, оповещающий о новых посетителях, будто ветром сорвал со стола хостес, и она на высоких каблуках побежала встречать новых желающих расстаться с кругленькой суммой. Резкие крики счастья и радости вывели его из ступора. Три девчонки наперебой бежали к дверному проему, отделанному зеркальной мозаикой, их отражения резались сегментами и отображались в ней ломаными фигурами, а в дверном проеме стоял, раскинув руки, мужик и широко улыбался.

– Вася!!! Вася пришел!!! Девочки!!! – голосили они хором и наперебой лезли к нему обниматься, целоваться, висли у него на руках и вели в сторону барной стойки, на которой без промедления появилась бутылка шампанского.

Судя по всему, Василий с характерным хлопком открыл бутылку шампанского, да так, что половина ее вылилась струей пены в каких-то паре сантиметров от ноги Глеба. Девчонки еще громче завизжали от радости, про танцы и про Глеба все уже забыли. Видимо, пришел богатый покровитель, который сегодня их и щедро напоит, и сально облапает своими короткими пальцами, что, собственно, он уже и делал, а потом они, возможно, пойдут все в джакузи и будут тереться своими голыми загорелыми телами об его обрюзгшую и обвисшую кожу, каждая со своей стороны, будут меняться местами, пить шампанское и радостно визжать, как сейчас, им же за это хорошо платят. Эта картина стояла перед глазами Глеба, и в главной роли гологрудой удовлетворительницы похоти старого борова была она, Аня!

Глеб молча встал и пошел в сторону выхода, сжимая кулаки от злости. Картина так ярко ему представилась, что он даже думал кинуться на мужика, но тут же опомнился. Делать ему тут больше нечего, после всего, что он узнал, и ей делать рядом с ним было нечего. Когда он подошел к входной двери, его нагнала все та же девушка, и попросила рассчитаться за свой заказ. Он молча достал деньги из кармана и бросил на стойку, на которой аккуратной пачечкой лежали меню. Девушка в недоумении сначала посмотрела на пятисотенную купюру, затем на него, пожала плечами и пожелала ему хорошего вечера.

***

Лина узнала его сразу же, как только он зашел и стал рыскать взглядом по сторонам. Он искал ее, и сомнения в том не было. Когда она танцевала, то старалась не выдать себя, она не хотела сейчас этого разговора, и боялась, что все закончится мордобоем. Даже не боялась, а знала, что так и будет. Ладошки вспотели от злости и то и дело соскальзывали с пилона.

Ничего он тут сегодня не дождется, ублюдок! – злорадствовала она про себя. – Анька спит в кабинете, и выходить сегодня уж точно не планирует.

Когда он вскочил, как ошпаренный, она уже сидела, а если быть точнее, полулежала на одном из диванов и наблюдала за ним, как кошка за птичкой в окне. Лицо его было красным, перекошенным от злости. Кулаки то сжимались, то разжимались, она невольно подумала, что он сейчас направится к ней, но он ринулся в сторону выхода, а следом за ним и Катюша-хостес. Говнюк хотел уйти, не заплатив?

Она поймала Катю, когда та уже со счастливым лицом бежала навстречу выпивке и веселью, которое происходило на баре. Девочки наперебой демонстрировали свои новые наряды, давали трогать себя за неприкрытые тканью места и всячески пытались угодить щедрому гостю. Со стороны это выглядело очень забавно. Лина тоже знала Васю, но сейчас она не могла выдавить из себя улыбку до ушей, да еще и такой неожиданный визит добавил тревоги.

– Что ты сказала этому типу? – она схватила девушку чуть повыше локтя и пыталась увести в коридор к приватам, чтобы поговорить, та, в свою очередь, ойкнула и перепуганными глазами уставилась на нее. Катя не была девочкой, так скажем, из умных, но очень красивая. Алину она по-своему боялась, та работала тут чуть ли не с открытия и ей было негласно дозволено чуть больше, чем всем остальным.

– Ничего я ему такого не сказала! Отпусти, дура, больно! Синяк останется! Подошла, рассказала про crazy-меню, туда-сюда, выбирай, мол, телку и иди веселись, потом Вася пришел, а этот черт белку поймал и, не заплатив, уходить начал! А тебе-то что? Хахаль бывший? Ты ж с такими не водишься! – Катя стояла и потирала руку, не понимая, в чем она опять провинилась.

– Прости, ладно, беги к гостю, скажи, что я сейчас приду. – Лина собиралась уже двигаться в сторону гримерной, как за спиной зычный голос позвал ее по прозвищу.

Алина, она же Лина, она же Лиса, действительно, была одной из первых, кто работал в этом клубе, девочки менялись, уходили-приходили, а она все несла свой пост жрицы разврата и порока. Ей шел уже 26 год, но по ее лицу было не сказать. Постоянные визиты к косметологу, дорогой уход и косметика законсервировали ее в двадцатилетнем возрасте. Про таких, как она, говорят «ноги растут от ушей», при своем немалом росте она имела пышную грудь третьего размера и копну огненно-рыжих волос, собственно, за что ее и прозвали лисой, ну, а самым ее большим изюмом были огромные, зеленые глаза. Не просто зеленые, а глаза цвета бутылки, через которую пропустили свет.

Услышав, что ее присутствие в зале не осталось незамеченным и что Вася жаждет общения с ней, она со вздохом развернулась, за секунду нацепив фирменную улыбку коварной обольстительницы.

– Вы посмотрите, какого дяденьку к нам занесло – поприветствовала она его фразой из старого фильма. Сделала она это специально, потому что знала, он фанат советского кино и может цитировать его в любом состоянии.

Глава 7

Пока у всех девочек шла смена, Аня лежала на диване в кабинете. Лицо опухло так, что она не узнала себя в зеркале. Левый глаз опух, и под ним образовался внушительный фонарь. Губы у нее так не опухали, и пить приходилось через трубочку. Кожа головы зудела, а волосы сыпались, как с линяющей собаки. На руках были синяки в тех местах, где он хватал ее. Общее состояние было такое, будто ее сбила машина. Психическое состояние было еще хуже. При каждом громком звуке она непроизвольно вздрагивала, в душе образовалась пустота. Она просто сидела в прострации и щёлкала пультом небольшого плазменного телевизора, который висел на стене в кабинете управляющего.

В какой-то момент она наткнулась на передачу о резонансном деле сестер Хачатурян. Она слышала о том, что произошло, но подробностей всего не знала: своих проблем было по горло. Почему-то, сама того не зная, может, подсознание отреагировало, она решила посмотреть, в чем же дело.

На экране телевизора творился какой-то цирк, конструктивного диалога у присутствующих не складывалось, одни орали на других, другие не слышали третьих. Аню поражал тот факт, что такие вещи выносятся в прайм-тайм в качестве шоу. Ее не покидало стойкое ощущение, что это какое-то театральное представление. Но те факты, которые были озвучены в ходе передачи, заставили ее ужаснуться. Фантики от конфет как повод для насилия, убитый 32 ударами отец, родственники, которые выставляют каждый свою сторону, как агнцев Божиих, и тянут одеяло правоты в свою сторону. Факт того, что человека уже нет, остается фактом. Но если родственники знали о том, что происходило у них дома, почему никто не остановил? Больше поражало экспертное мнение певиц, писательниц и общественных деятелей, не побывав в шкуре той или иной стороны, как они могли судить? Одна винит во всем мать, вторая считает их жертвами, кто-то говорит о том, что девочки вообще спланировали убийство родного отца из-за денег. Но почему-то не было самих девочек, как оказалось, те были уже на свободе и некоторые даже работали, не пригласили психиатра, который проводил обследования девочек, не было их адвоката и, уж тем более, представителей закона, которые могли бы внести четкую ясность во все происходящее. Она как человек, который столкнулся с тем, что называют «насилие в семье», не понимала, как это все можно вынести на общий суд и, судя по всему, уже не в первый раз. Гадкое ощущение липло к ней, возможно, потому что сама стыдилась рассказать о своей ситуации. Какая-то ее часть говорила о том, что «Да! Действительно, такие происшествия нужно освещать. Люди должны знать, что это есть!», но при этом она понимала, что таким образом это делать не стоит.